— Мамочка! — обрадовано запрыгал он и прыгнул обниматься на шею ей, обалдевшей слегка и обалдевше прижимавшей себе к боку маузер и к его боку шмайсер. "Сынок!:" — разжались потом сами собой руки. "Кровинушка ты моя горькая:", и тогда всё стало тепло и хорошо. Потеплевшее розовое и тепло-желтое небо светило, как тихий ночной фонарь, и он целовал и целовал её в мягкую горячую шею, мягко всем телом надвигая её любимую на свой над коленями, у неё под животом жар. Она садилась к нему на колени, непроизвольно и словно податливая любимая кукла. Под её животом, у него над коленями разгорался огонь и великое мощное орудие знаменовало собой его великий утренний рассвет. "Мамочка, я люблю тебя", прошептал он, целуя её мягкую податливую и теперь уже совершенно — его!!!
Мамочка насаживалась и радовалась как ребенок. Он тогда помог маме и снял с неё гимнастерку и все её платье с железными карманами от гранат. Он положил это все аккуратно в сторонку и продолжил качать маму на качелях так, что у мамы выросли легкие лебединые крылья.
Чтобы мама не отлетала совсем далеко, он усадил её на пенёк и выдал ей в рот свою любимую игрушку. Он думал её это успокоит. А мама принялась так мило и красиво сосать, что успокоило это его. Поэтому мама сидела потом, как красивая королева в детских розовых книжках, и в волосы её были вплетены сверкавшие бусинки его спермы. Он поцеловал мамочку в разъёбанный ротик, и она ласково прижала его к своей голой груди. Пися у неё ещё явно чесалась, и она немного ерзала на шершавом пеньке. Поэтому он почесал хорошо маме почти сразу восставшим горячим другом, а потом нежно вывернул и страстно излилизал всю горячую мамину матку. Оргазмы накатывали на маму яркими стремительными лучами восходящего солнца. Мама летала равная почти солнцу. И потом он её отпустил и ласково вылизывал языком, пока мамочка приходила в себя, погружаясь в легкий ласковый сон. Больше пися у мамы не чесалась, и он спокойно прикорнул у неё на груди. Когда мама проснулась, он улыбался во сне всё той же своей, ни к селу ни к городу, улыбкой. А его щекотало по мочкам ушей восходящее солнце…