Красный, как рак, мальчишка продолжал неподвижно лежать.
– В чём дело? Горшок не нравится? – насмешливо спросила я, – Не знаешь, как им пользоваться? Наверное и вправду мама не научила, раз ты до сих пор делаешь все в штаны. Ничего, я этот пробел в твоем воспитании восполню. Ну что? Пойдем знакомиться с горшком? Или сделаем это после завтрака? А сейчас подержу тебя над тазиком, как грудного.
– Как это над тазиком? – удивился Витя.
– Малышей, которые не умеют ходить на горшок, держат над тазиком, – объяснила я, – А ты, я так поняла, с горшком пока не дружишь. И как я сразу об этом не подумала. Ты же привык все делать, как маленький. Сейчас я принесу тазик.
Я улыбнулась, взглянув на растерянное лицо мальчишки "Не верит, что я заставлю его писать в тазик" – подумала я, отправляясь в ванную за тазом.
– Ну что, будем спасать Витюшин писюнчик? – с улыбкой сказала я, вернувшись в детскую с тазом, – Ай-яй-яй, почти засох. Надо быстренько пописать.
Я поставила таз у Витиной кровати.
– Давай передвинемся вот сюда, – сказала я и, взяв мальчишку за ноги, развернула его на 90 градусов, – Вот так, ножками наружу. А теперь поднимем их вверх. Надо, чтобы попа чуть свисала с кровати и была над тазиком. Всё, приняли нужную позу. Теперь можно писать.
– Я не хочу, – тихо промямлил мальчишка, чуть не плача от обиды.
– Надо, солнышко, – ласково улыбнулась я, – Иначе писюнчик совсем засохнет. Давай. Пись-пись-пись. Пописаешь в тазик и писюнчик снова станет нормальным. И вообще неужели тебе после сна ни капельки не хочется по маленькому?
Витя отрицательно мотнул головой. Я видела, что ему сильно хотелось писать, только разве восьмилетний мальчишка в подобной ситуации об этом признается. Продолжая держать Витины ноги задранными вверх, я нажала свободной рукой мальчишке на живот. Витя неприятно скривился. Было видно, что он терпит из последних сил. "Как ни напрягайся, сейчас ты у меня все равно пописаешь, – усмехнулась я про себя, массируя мальчику низ живота, – И не таких упрямых заставляла"
– Я честно не хочу писать! – снова заканючил Витя, хотя его напрягшийся маленький стручок говорил совсем о другом.
"Созрел клиент, – улыбнулась я про себя, – Осталось только пощекотать в нужном месте"
Я принялась щупать мальчишке попу.
– Какая здоровая кожа, – сказала я, – Мама наверное часто мажет тебя между ножек детским кремом. Иначе точно появились бы от мокрых штанишек опрелости.
Разумеется у мальчишки была здоровая розовая кожа. Я просто легонько водила пальцами между пухлых Витиных половинок, чтобы подразнить его щекоткой.
– Признавайся, сколько ты раз в день мочишь штанишки, – спросила я смущенного мальчишку, потрогав ему яички, – Что покраснел?
Я начала щекотать округлую мальчишечью мошонку, с довольной улыбкой отметив, что Витя покрывается гусиной кожей. "Как ты у меня боишься щекотки, – улыбнулась я, дразня кончиками пальцев дрожащего всем телом мальчишку, – Сейчас, как грудной, задрыгаешь ножками" И действительно, стоило только начать легонько перебирать пальцами у Вити за яичками, как он отчаянно задрыгал ногами.
– Что такое? – притворно удивилась я, – Малыш решил подрыгать ножками?
– Щекотно! – взмолился семилетний мальчишка, продолжая беспомощно дрыгать ногами.
– Так мы еще, оказывается боимся щекотки, – засмеялась я, скользя пальцами по двум маленьким шарикам, – Ты мне так и не ответил. Сколько ты раз в день писаешь в штанишки? Наверное не меньше четырех. Просыпаешься утром мокрый, потом точно так же мочишь постель во время дневного сна и пару раз днем, когда забываешь проситься на горшок. Так?
Мальчишка неожиданно прекратил дрожать и в следующую секунду пустил из писюнчика сильную струю.
– Ну вот, – засмеялась я, – А кто-то только что говорил, что не хочет по маленькому.
Я подвинула ногой таз, чтобы Витина струйка била в него ровно посередине. Лежа рядом со мной с красным от стыда лицом, мальчишка продолжал вовсю струить в тазик.
– На горшок идти отказывался, а в тазик, как грудной, сразу начал писать, – насмешливо сказала я Вите, – Ничего, мы и к горшку тебя приучим.
Дождавшись, когда мальчишка закончит писать, я стряхнула с его писюнчика последние капли и, отодвинув в сторону таз, осторожно опустила Витины ноги вниз.
– Вставай, – сказала я и потянула мальчишку за руку, помогая ему встать.
Витя по-прежнему был в шоке. "Наверное до сих пор не верит в происходящее, – усмехнулась я про себя, – Думает, что еще не проснулся".
– Обошлось, – улыбнулась я, – Спасли Витюшин писюнчик. Только впредь его не трогай. Обещаешь?
Витя смущенно пообещал, что не будет трогать свой писюн. Я в упор разглядывала стоящего передо мной мальчишку. Увидев, что он оглянулся на лежащие на кровати трусы, я быстро их забрала. Я не торопилась одевать семилетнего сорванца – хотелось подольше подержать стесняющегося мальчишку с голой попой. Заметив, что Витя опять прикрыл ладошками пах, я развела его руки в стороны.
– Руки по швам! – приказала я, – Как мы в семь лет стесняемся – не можем постоять перед няней с голой попой. Привыкай ходить без штанишек. Сейчас, летом, всех малыши голопопят.
– Я не малыш, – обиженно сказал Витя, – Я уже в школу хожу.
– Да? – насмешливо улыбнулась я, – А почему ты тогда писаешь в штаны? С такими, как ты, по другому нельзя. Раз ведешь себя, как ясельный, то и обращение будет соответствующим.
Оставив мальчишку стоять у кровати, я направилась к столу-книге в противоположном углу комнаты. "То, что надо" – улыбнулась я про себя, раскладывая стол.
– Это будет твой пеленальный стол, – объяснила я Вите, – Сначала постелим ватное одеяло, теперь клеенку, а поверх тонкую пеленочку.