– Прибор сфазирован?
– А как же иначе, профессор? Настроен на охват избранного нами для опытов делового корпуса.
– Следящие датчики задействованы?
– В полном соответствии с раскладкой. При помощи специальных инфракрасных камер мы сможем слышать и даже отчасти видеть всё, происходящее внутри.
– Мне казалось, что инфракрасное излучение не может дать сколь-либо чёткой картины.
– Это для обычных граждан, профессор. Но мы, в конце концов, – секретная спецслужба, производящая зловещий и запрещённый всеми конвенциями тайный эксперимент над психикой обывателей. Законы природы для нас – не более чем пожелания.
– Что же, в этом случае вопросов у меня нет. Во славу загадочного тринадцатого отдела госбезопасности, в котором мы оба с вами имеем честь работать, нажимаем на красную кнопку?
– Подождите немного, я отхлебну пива, чтобы горло не было пересохшим в исторический момент. Ой, кстати, а чем именно этот момент историчен?
– Ну как же, мы получим в своё распоряжение универсальное средство для психотронного террора – или для отражения психотронного террора, это смотря что надо будет записать в отчётах.
– Как оно действует?
– Если бы мы досконально знали, едва ли бы нам потребовалось ставить опыты, не правда ли? Но пока похоже на то, что оно неким образом растормаживает левое полушарие и подкорку, параллельно ослабляя отдельные правополушарные центры, следствием чего становится некоторый примат логического над иррациональным. Причём в список последнего зачастую слепо заносится всё, полезность чего разуму не удаётся быстро обосновать для себя.
– Что, например?
– Разного рода табу, к примеру. Особенно часто испытуемые теряют навигацию в сфере неписаных запретов, потому что в них компонента иррационального особо высока.
– Это как?
– В зависимости от специфики и типа транслируемого излучения. Как правило, в уме подопытных сохраняется информация о существовании определённых табу, но теряется способность легко ориентироваться в них. Приобретается некоторая наивность, что ли. Как у ребёнка, которому кажется, что мир вокруг построен на логике и что ассоциацию между ковырянием в носу и неуважением собеседника можно легко снять, просто сказав: "Я сейчас поковыряюсь в носу, но это не значит, что я вас не уважаю, хорошо?"
– Чем же эти эксперименты выгодны для нас?
– Вы что, ещё не поняли? Человека, который начинает верить в первенство логики, да ещё и в столь наивном её выражении, можно убедить в чём угодно.
* * *
Рабочий день – или, скорее, рабочий вечер – в "Интермегасолюшн", обычной фирме среднего городского образца, протекал не менее обыденным образом, что более чем способствовало сонливости большинства сотрудников.
Вадик, местный водитель, позёвывал, отгоняя мух свёрнутой в трубку газетой от неспешно приготавливаемых им сэндвичей с салом. Стас, его коллега по работе, изображал усердную умственную работу над кроссвордом, что едва ли являлось чем-то большим чем прикрытием дрёмы.
Отрезав от сала очередной тонкий ломтик и положив его на хлеб, Вадик почему-то нахмурился.
Взглянул на сало.
Взглянул на хлеб.
Кашлянул.
– Что тебе? – оторвался от кроссворда Стас.
– Думаю вот. Зачем класть сало на хлеб и тратить время на изготовление сэндвичей, если проще есть сало вприкуску с хлебом? Логично ведь.
Считая вопрос для себя решённым, Вадик потянул сало в рот.
– Но тогда кусок сала, надкушенный тобою, по соображениям брезгливости может так и остаться сугубо твоим, – заметил Стас. – Недоеденное не получится, например, вернуть жене. Логично?
– Логично, – мрачно признал Вадик.
И вновь посмотрел на кусок сала в руке.
– Ну и фиг с ней, – произнёс он.
Входная дверь скрипнула, мимо прошёл программист Антон – не иначе как по срочному вызову? – обычно его обязанности не требовали каждодневного присутствия. Шутливо раскланявшись перед обоими водителями, он кинул тяжёлую сумку на пол около своего кресла в дальнем углу помещения и ткнул пальцем в кнопку питания системного блока, пару минут спустя надёжно отгородившись жидкокристаллическим монитором от всей посторонней реальности.
– Бывают же счастливые люди, – полушёпотом прокомментировал Стас. – Живут в футляре – и весь внешний мир их будто не затрагивает.
– Чтобы мир тебя не затрагивал, нужно умереть, – изрёк Вадик.
– Логично.
Оба медленно обдумали эту перспективу.
– Нет, наверное, нам всё-таки хочется, чтобы мир нас хотя бы немного затрагивал, – осторожно предположил Стас.