Сделав подручному краткий беззвучный жест — примерно означающий "Поуправляй камерой заместо меня. Я отойду на несколько минут, мне нужно облегчиться" — Толик ненадолго покинул душную студию.
В действительности его терзало не столько желание посетить туалет, сколько, напротив, лютая жажда.
Ему хотелось утолить как то, так и другое.
За кулисами было прохладно, прохладно и темно. Спустившись лифтом на этаж и пройдя чуть дальше по мрачным коридорам телевизионного центра, Толик огляделся — вроде бы к туалету вела правая ветвь? Как будто да, левая ветвь вела в ином направлении — к местному вычислительному отделу, или как это тут принято называть. Сумрачная обитель компьютерных гениев, удушливостью атмосферы способная поспорить с любым столичным интернет-кафе, — Толик не очень любил туда заходить.
Повернувшись было вправо, он качнулся на полушаге. Откуда-то до него донеслась фамилия Муромской.
Он сделал несколько шагов по левой ветви коридора, вслушиваясь в разговоры местных киберманьяков.
— Ты думаешь, она действительно это сделает? — прозвучал чей-то ошарашенный голос.
— А чем она, по-твоему, занята сейчас?
— То есть это не розыгрыш? — включился в диалог третий.
— Хоть бы даже и розыгрыш — что с того? По правилам этого сайта, в случае чего весь вложенный донат возвращается к нам.
* * *
Во всех деталях разъясняя телезрителям правила прививания от клещевого энцефалита, профессор Дмитрий Олегович Уподобленский нет-нет, да и кидал взгляд на уютно расположившуюся в одном из кресел напротив миловидную длинноногую ведущую.
Весьма симпатичная девочка.
Подчас Дмитрию Олеговичу, отнюдь не лишённому в дни своей юности лихого куртуазного начала, доводилось жалеть, что во времена оные научная карьера отнимала у него чересчур много досуга, меж тем как нравы тогдашнего света были куда как строже текущих — мало согласуясь с фантазиями разгорячённого мальчишки-ботаника. То ли дело нравы нынешних юных фей?
Он ещё раз скользнул взглядом по её ножкам.
Как она раздвинула коленки, выпрямив их, как вся безжалостно распунцовелась. Глазки её так и горят, а соски — такое ощущение — вот-вот прорвут бельё вместе с платьем.
Помнится, когда-то профессору Уподобленскому — в те годы, когда он не был ещё ни профессором, ни вообще взрослым, — доводилось развлекать себя поиском скрытого смысла во вполне невинных движениях и позах киногероинь. Чтобы выискать скрытый смысл в движениях этой милой девочки, ему, однако, не пришлось бы и напрягаться.
Вот она откинула голову назад, чуть приоткрыв губки — и явно не слушая малоинтересную ей лекцию.
Что там вытворяет её пальчик? На миг профессор не поверил своим глазам, обозвав себя старым извращенцем.
Словно почувствовав его взор, телеведущая на миг очнулась от своего странного состояния, вновь приподняла голову — и, так получилось, взглянула при этом профессору прямо в глаза.
Ощутив прилив необычного мальчишеского озорства — или подросткового? — Дмитрий Олегович чуть улыбнулся уголком рта, не прекращая свои подробные разъяснения, и едва заметно кивнул.
Поощряюще.
* * *
Профессор з а с ё к её.
Муромская не могла в этом сомневаться, так же как не могла и остановиться, после его липкого взгляда и полукивка — "Продолжай, девочка", так, что ли, надо было это толковать? — движения её пальца вообще ускорились раза в три, выйдя из-под всякого контроля.
Она всё же попыталась заслонить правую руку левой, при этом слегка застонав…
Зубчатое колёсико в глубинах её плоти, казалось, ВГРЫЗЛОСЬ в мягкие ткани ещё плотнее…
— Что с тобой, Ирина? — Бодреев с явной неохотой отвёл глаза от прервавшего свою лекцию профессора и, чуть приподняв брови, устремил взгляд на неё.
Она приоткрыла рот, пытаясь что-то ответить, — но отвечать ей, на самом деле, было нечего.
Телеоператор со смуглым лицом — куда подевался Толик? — направил камеру прямо на неё, захватывая в кадр Муромскую всю с головы до ног, и она под прицелом объектива вытянула ноги, изогнулась всем телом, ощущая, как прибор внутри неё конвульсирует странными спиральными касаниями, меж тем как движения её пальца вновь ускоряются в три, в пять, в двенадцать раз.
"Что с тобой?"
Хороший вопрос.
Что она делает сейчас перед камерой? Перед всей страной, включая пожилых и юных, добропорядочных матрон и деловитых бизнесменов, почтенных пенсионеров и прыщавых подростков?
Безумие.
Но разве не безумием была эта идея с самого начала? Разве она не шла к этому изначально?
У с и к и устройства внутри неё вытянулись дальше, чем когда бы то ни было прежде, щекоча уже не только влажную пещерку, но и едва ли не всю разгорячённую плоть вокруг. Муромская застонала снова, уже не таясь…
Рука телеведущей скользнула к нагому колену, уже не стесняясь камеры, после чего проникла прямиком под юбку.
Прямо при пенсионерах и подростках, прямо при домохозяйках и бизнесменах, прямо при богатых и бедных.
При всех.
— Ирина? — Голос Бодреева доносится как будто издали, звуча уже с явной тревогой. — С тобой всё в порядке?
Какой же он тугодум…
… терпеть танец сумасшедших, пьянящих, сводящих с ума ощущений внутри неё так или иначе становится уже невозможным…
— О да, — глухо простонала она.
Пальцы её проскользнули под заветную ленточку белья, а на лице её возникла дикая, откровенно безумная улыбка. Мгновением позже всё её тело свело сладчайшей из судорог, повторившейся ещё раз и ещё.
Она застонала громче…