Вдруг разоткровенничавшись — в припадке отчаяния, видать, — я признался, что внешне и по сути не представляю собой совершенно ничего особенного. Чуть позже добавив, как бы в жалкой попытке компенсации сказанного, что зато готов абсолютно на всё — если у неё есть какие-либо невероятно грязные фантазии, которым бы она никогда не рискнула подвергнуть своего парня или вообще кого бы то ни было, то на мне можно экспериментировать смело.
Неизвестно, повлияло ли на неё видение столь "многообещающей" перспективы.
Продолжая общаться в слегка осторожном и как бы даже застенчивом тоне — словно это не она размещала упомянутые выше вопросы — собеседница нерешительно назвала мне пространственно-временные координаты.
Место и время встречи.
Звали её, как выяснилось, Настей.
Внешность её оказалась не особо отличающейся от увековеченного в моей памяти. Блондинка со слегка вьющимися золотыми волосами — и парадоксальными грустно-счастливыми глазами, выглядящими точь-в-точь так, как если бы плачущую девчонку кто-то сумел вдруг на миг рассмешить или как если бы она сама заставила себя улыбнуться через силу.
Признак смущения?
В первый момент девушка как будто действительно слегка оконфузилась, найдя меня глазами в оговоренном месте на перекрёстке улиц и не обнаружив во мне ни мускулистого атлета, ни хрупкого романтичного юношу.
Секундой позже, однако, она подошла и тихо поздоровалась. Ей вообще было свойственно говорить тихо.
Голос её при этом звучал странно; казалось, будто она умирает не то от стыдливого смущения, не то от сдерживаемого смеха. Удерживаемая ею на лице неестественно широкая улыбка только что ошпарившегося кипятком человека — улыбалась она, впрочем, одними губами, но я не обратил на это особого внимания, так как никогда не считал голливудский стандарт улыбки обязательным, — лишь усугубляла двойственное впечатление.
Интересно, все мазохистки таковы?
Мягко держа меня за руку, она вела меня в неизвестном мне направлении по неизвестной мне улице.
— Скажи, — негромко произнесла она после длительного взгляда на меня, как будто наконец на что-то решившись. — Какие фантазии: такого плана у тебя есть?
Я посмотрел на неё.
— Ну, вот: — она чуть-чуть замялась, — что бы ты хотел: сделать с девушкой?
Ладонь её в моей руке на миг слегка дрогнула. Словно паникуя. Если уж даже я не совсем доверяю ей, то насколько должна нервничать она, юная и, возможно, даже ещё не совсем совершеннолетняя девушка — судя по некоторым вопросам, до сих пор жёстко зависящая от одобрения и особенно неодобрения родителей, — ведя в своё логово совершенно незнакомого парня с неизвестно каким содержимым головы и поверяя ему свои запретные тайны?
Я успокоительно скользнул своими пальцами по её пальчикам. Что бы придумать?
Не то чтобы у меня в голове не было фантазий. Но какая из них может хотя бы немного впечатлить девушку, фантазирующую на эти темы гораздо дольше меня, в то же время не создав у неё впечатления излишней психопатичности собеседника?
— Ты не обидишься? — тихо спросил я, пытаясь попасть ей в тон. — Ведь некоторые мои фантазии никогда даже и не думалось всерьёз воплощать. Поэтому они получились слегка: без тормозов.
Ладонь Насти чуть сжала мою.
— Не бойся.
Получив эдакий карт-бланш, я немного воспрял духом.
— Иногда я фантазирую, — тут я неловко сглотнул слюну, — о том, чтобы заключить девушку в оковы. Но не просто заключить, а чтобы она при этом была совершенно обнажена и чтобы цепи проходили через её соски, через ложбинку между грудями: а также — между её ног. — Я старался говорить медленно, тщательно отделяя каждые несколько слов друг от друга. — Чтобы цепи были чуть ржавыми, шершавыми от ржавчины: и туго натянутыми вокруг её тела. Чтобы малейшее движение тела девушки: или чей-то грубый рывок за отходящие в сторону концы цепочек: причиняли ей боль.
Настя чуть замедлила шаг. Пытаясь на ходу всмотреться в её черты лица и определить хоть как-то её реакцию, я сам снизил темп едва ли не сильнее её.
— А дальше?
— Завязать ей глаза. — Я немного помолчал. — Дразнить её подёргиваниями ржавых цепочек, чтобы она, не видя ничего, в то же время заходилась от боли: и от удовольствия: чувствуя, как цепи впиваются в самые деликатные её места.
Краем глаза я зорко оглядел окрестности. Хорошо всё-таки, что сейчас поздний вечер и пешеходов на улицах мало.