Девчонки переглянулись и тихонько захихикали.
— Где тут наша маленькая дырочка? — улыбнулась Дженни, бесцеремонно вставляя мне в попу намыленный термометр.
Держала она его внутри довольно долго — чуть ли не пять минут, сделав позыв какать совсем нестерпимым.
— Точно не хочешь по большому? — обратилась ко мне Дженни с хитрой улыбкой, неприятно шуруя у меня в попе намыленным градусником.
— Нет, — смущенно соврал я.
— Ага, так мы тебе и поверили, — насмешливо улыбнулась Сью, — Небось сразу наложишь кучу, как только тётя вытащит у тебя из попы термометр.
Я обиженно поджал губы.
— Все малыши после термометра какают, — не унималась Сью, — И маленькому Томмми тётя не зря постелила под попу марлю.
— Такое впечатление, что и вправду хочет по-большому, — хихикнула Викки.
Девчонки продолжали меня дразнить, пока Дженни не вынула у меня из попы термометр. Напрягшись изо всех сил, я все равно не выдержал и немножко покакал.
— Ну что я вам говорила, — улыбнулась Дженни, — А так кричал, что не хочет по-большому.
— Маленький Томми сделал тёте масенькую какашечку, — засмеялась Викки.
— Еще раз доказал, что ничем от грудного не отличаешься, — насмешливо сказала мне Дженни.
Лёжа с пунцовым от стыда лицом, я чуть не плакал от горькой обиды, что меня всё-таки заставили при всех покакать. Ужаснее всего было преследовавшее меня всю неделю чувство полной беспомощности. Взрослые полностью меня контролировали — включая такие интимные вещи, как хождение по маленькому и по большому.
— Совсем чуть-чуть покакал, — заметила Сью.
— И вправду мало, — согласилась с ней Дженни, — Давай, Томми. Надо покакать еще.
Дженни легонько ткнула в мою дырочку посторонним предметом, мгновенно заставив меня наложить под попой большую кучу.
— Ничего себе! — хихикнула Викки.
Испуганно вздрогнув от снова уткнувшегося мне в попу термометра, я еще больше увеличил свою кучу и окончательно сдавшись, пустил сильную струю.
— Еще и фонтан устроил, — засмеялась Эшли и вслед за ней все остальные.
— Теперь можно вытирать попу и одевать подгузник, — сказала Сью после того, как я прекратил писать.
— Я б подождала, — заметила Викки, — Может мальчишка еще покакает.
— Неа, больше какать не будет, — тоном знатока заявила Эшли.
— Почему? — спросила Викки.
— Потому что пустил струйку, — объяснила Эшли, — Дети обычно писают только после того, как окончательно сходили по большому.
— Точно, — вспомнила Сью, — В книжке о приучении к горшку было написано, что надо всегда дожидаться струйки, когда садишь малыша на горшок по большому.
Вытащив из под меня грязный подгузник, Дженни сунула мне под попу новый и принялась аккуратно вытирать меня между ягодиц детской салфеткой. Видя, как внимательно наблюдают за ее действиями обступившие стол девчонки, мне хотелось провалиться под землю от стыда.
— Ну вот, — улыбнулась Дженни, запихивая мокрую салфетку мне в попу, — В горшок какать не хотел, а после термометра — пожалуйста. И писаем, и какаем.
Холодная салфетка коснулась моей мошонки, заставив меня поежиться.
— Сможешь завтра с утра с ним посидеть? — спросила Дженни мою юную няню.
— Утром не могу, — виновато улыбнулась Сью, — У меня до обеда дела.
— У меня тоже, — вздохнула Дженни, — Ну ничего, я уже договорилась с одной знакомой, что работает в яслях. Отведу Томми завтра туда.
— Восьмилетнего? — засмеялась Сью, — В ясли?
— Представляю, как он там с малышами будет смотреться, — хихикнула Викки.
— А что? — усмехнулась Дженни, — Я объяснила заведующей Томмину проблему и она меня заверила, что возраст не имеет абсолютно никакого значения. Нянечки будут менять ему подгузники — точно так же, как и остальным малышам.
Я изумлённо взглянул на тётю. Судя по Дженниному серьезному лицу, она действительно решила отвести меня в ясли. .
— Что ты так на меня смотришь? — усмехнулась Дженни, — Я не шучу. Пойдёшь завтра в ясли.
— Даже если проснётся сухим? — улыбнулась Сью.
— Я в этом сильно сомневаюсь, — насмешливо сказала Дженни, — Ему еще долго подгузники носить.
"Сегодня оставили с 15-летней девчонкой, которая бесцеремонно обращалась со мной, как я ясельным, — обиженно подумал я, — А завтрашний день вообще придётся в настоящих яслях провести?" Моему возмущению не было предела. "Ну уж нет! — решил я, — Надо постараться проснуться сухим. Пора заканчивать с подгузниками".
Угроза яслей была такой ужасной, что следующим утром мне и вправду удалось проснуться сухим — наверно потому, что я, пересилив стеснительность, послушно пописал в подсунутый тётей горшок: сначала перед сном, а потом в полночь — после того, когда Дженни, разбудив меня, бесцеремонно поинтересовалась, не хочу ли я по-маленькому.
— Сухой, — удивлённо улыбнулась она, проверив утром мой подгузник.
"Рассчитывала еще один день подержать меня в подгузниках" — подумал я, уловив в тётином голосе нотки досады. Но правила есть правила — проснувшись сухим, мне можно было ходить в обычный туалет.
— Ну что ж, сегодня ясли отменяются, — усмехнулась Дженни, — Побудешь до обеда у тёти Нэнси.
Я вспомнил Нэнси — одну из Дженниных подруг, к которой мы ходили на прошлой неделе в гости.
Остаток недели тоже прошел нормально. С подгузниками было покончено. Правда Дженни по прежнему продолжала по вечерам меня купать — в ванне, как малыша — под предлогом, что я пока не научился правильно мыть письку. И в моей спальне тётя оставила всё без изменений — чтобы "детская" напоминала мне о наказании подгузниками.
Через месяц, к приезду мамы, от "детской" разумеется не осталось и следа. Дженни похоже не хотелось рассказывать маме о моем наказании — та ее навряд ли б за это похвалила. Я тоже не решился рассказать маме, как провел восемь долгих дней в памперсах — было ужасно стыдно и я старался забыть подгузники, как кошмарный сон.
Впрочем надо отдать должное Дженни — наказание подгузниками действительно "излечило" меня от ночного писанья в постель.