Я никогда не забуду, как он сослался на фальшивые слова Пифии и настоял на своём изначальном участии в миссии — миссии практически безнадёжной, миссии отчаяния, в ходе которой мы заранее готовы были извлекать из кресел трупы погибших и вводить в действие взамен новых бойцов. Я никогда не забуду, как раскалённые пули трассировали мимо и как сам код Матрицы искажался под натиском проверяющей его на прочность воли.
Выход.
Ловушка.
Пророчество и поцелуй.
То, после чего мир не мог, не имел права остаться прежним. Никакой мир — ни наш, ни тот, виртуальный.
Но он остался.
Ты поначалу не верила видимому, пыталась перехватить его растерянный взгляд — взгляд героя, едва ли помнящего чётко, чьи губы коснулись его по ту сторону цифр в миг его последнего вздоха. Ты смотрела ему в глаза и мозг твой рождал миллиарды фантазий, расцветающих и распускающихся подобно разноцветным пылающим гроздьям рождественского салюта.
Почему?
Ты касалась его рукой — невзначай, встречая его при очередном возвращении из виртуального мира или странствуя вместе с ним по царству грёз, — и тело твоё, истосковавшееся по теплу, давно сочащееся соком гормонов и получившее обманчивый yes-сигнал после не забываемых ни на час событий, всё передёргивалось на миг судорогой сладкой истомы.
Тело?
То, что ты ощущала, уже определённо не было лёгким увлечением, равно как не было и невинным романтическим интересом. Ты ощущала себя самкой, изнывающей от непомерного внутреннего зноя, рождающего внутри тебя хороводы извращённых образов, ощущала — и презирала себя за это.
Страсть на войне?
Жгучая, изнуряющая похоть — так будет точнее.
Завитки сладко-горьких чувств, уходящие в пустоту. Вроде бы он смотрел — но он не видел. Его взгляд был уважительным и даже благоговейным — но было ли в нём что-то ещё? Иногда он странно смотрел на тебя и взгляд его переплетался с твоим в дивную руладу — но очарование момента в следующий миг разрушал выстрел кого-либо из Агентов, а тебе впоследствии оставалось лишь только гадать, не наивная ли ты мечтательница, взявшая желаемое за действительное?
Что же тогда мешало тебе подойти к нему и в открытую сказать "Я люблю тебя"? Или хотя бы "Я хочу тебя" — тело твоё к тому моменту столь извелось свечным фитильком в пламени, что второе порою казалось едва ли не весомей первого?
То же, что всегда и всем?
Меж тем как будто случайные прикосновения твои становились всё навязчивей и откровенней. Словно мстя за сдержанность разума, тело твоё каждый миг предавало тебя, а временами ты ощущала себя его союзницей.
Ещё более или менее удерживая себя в руках на корабле или во время тройных визитов в Матрицу — остальные нейроконнекторы далеко не сразу удалось починить — ты почти теряла власть над собой, оказавшись наедине с ним в виртуальности и вдохнув пьянящий воздух нереального мира. Каждый твой жест, каждое твоё движение, каждая поза становилась в эти моменты театрализованным представлением, предназначенным лишь только для одного зрителя — всё равно не замечающего ничего.
Не желающего или боящегося замечать?
То, что ты однажды позволила себе, окончательно сойдя с ума под наплывом гормонов при очередном тройном визите в Матрицу, как бы случайным слепым взмахом руки в толпе коснувшись его совершенно неподобающим образом, — и, более того, удержав руку на мгновение дольше положенного, — было уже совсем на уровне уличной bitch, героини неприличного фильма, в открытую совращающей героя.
Но тебе было всё равно.
Если он и теперь ничего не предпримет — пусть даже поверив в нечаянность прикосновения — что ж, он по крайней мере изведает хотя бы толику отпущенных тебе мук.
Но он предпринял.
То, чего ты никак не могла ожидать.