Марат, колыхнув задом, рывком извлёк из ануса член — и боль, распиравшая Артёма изнутри, в тот же миг скукожилась, испарилась, исчезла, как если бы её не было вовсе, — Артём, опуская ноги, почувствовал кайф офигенного облегчения; от траха осталось лишь ощущение влажности внутри — там, в глубине, за мышцами вновь сомкнувшегося ануса… "вжик-вжик, и опять — мужик", как сказал Марат… ну, а что, блин… разве не так?
— Нормально? — Марат, глядя на Артёма, улыбнулся; глаза у Марата искристо сияли, и взгляд был… странный был взгляд: так, как смотрел Марат, смотрят влюбленные — на возлюбленных.
— Чего, блин, нормального? — отозвался Артём, но в его голосе не прозвучало ни возмущения, ни досады, ни недовольства. — Чуть задницу не порвал…
— Ну, не порвал же! — Марат, засмеявшись, встал с кровати. — Лежи, я сейчас…
Марат отошел к столу, и Артём, проследив за Маратом взглядом, увидел, как Марат взял со стола салфетку, как, наклонив голову, стал вытирать салфеткой член, — Марат стоял к Артёму вполоборота, голый, стройный, и… сейчас он, Артём, точно так же — этого парня… точно так же — в зад… а ведь еще час назад он не мог даже предположить, что он будет не просто об этом думать, а он будет этого хотеть!
Рука Артёма сама собой потянулась к чуть обмякшему, потерявшему твёрдость члену — и, едва член оказался в ладони, как в тело тут же стала стремительно возвращаться сладостная истома нереализованного желания, оттесненного, но не вытесненного чувством предыдущей боли… странное состояние было у Артёма! Он лежал на кровати голый, ему было семнадцать лет, он был новоявленным студентом, был студентом-первокурсником, и его только что этот стройный парень, вытирающий член, натянул в зад — сделал педиком, а в душе у него, у Артёма, не было ни смятения, ни отчаяния, ни растерянности, ни стыда… наоборот, в его трахнутом теле вновь разгорался огонь сладострастия!
Он дал Марату — подставил Марату зад, и теперь Марат… теперь этот парень даст ему — точно так же ляжет на спину, разведёт, раздвинет свои ноги, поднимет их вверх, и Артём… "педик" — мелькнула у Артёма короткая мысль, но теперь эта мысль его, Артёма, ничуть не смутила, ни капли не испугала, как будто то, что слово это означало, было одно, а то, что сейчас в этой комнате происходило, было совсем другое… странное у него, у Артёма, было состояние: ему нужно было б сейчас испытывать стыд, или смятение, или отчаяние, или ещё что-нибудь из этой же области, а он… он, глядя на Марата, испытывал совершенно внятное, конкретное, вполне осознаваемое желание, — болью прерванное, но никуда не девшееся, не исчезнувшее желание полыхало в теле Артёма с новой силой!"Педик", "не педик" — это были слова, всего лишь слова, и эти слова над нам, над Артёмом, сейчас не имели никакой власти…
На полу у стола осталось лежать несколько скомканных салфеток, — Марат вновь подошел к кровати, и Артём обратил внимание, что член у Марата хотя и опал, но не съёжился, не скукожился, а открытой головкой крупно, весомо и тяжело свисал вниз, напоминая большую сосиску… у него, у Артёма, член бывал точно таким же — после затяжных, то и дело прерываемых, сладостно изнуряющих рукоделий у монитора компа.
— У меня стоит, — проговорил Артём, сжимая в кулаке свой напряженный, вновь отвердевший, налившийся соком желания член.
— Ну, естественно! Ты же не кончил… — засмеялся Марат, опускаясь на край кровати; рука Марата протянулась к Артёмову члену, и Артём, тут же разжав свою ладонь, убрал с напряженно торчащего члена руку свою, уступая место руке Марата… и снова Артём не почувствовал ни стыда, ни какого-либо смущения — как если бы всё это делалось уже в сотый раз или просто было б самым обыденным делом! — Классный писюнчик, — проговорил Марат, ещё сильнее смещая, сдвигая вниз по стволу крайнюю плоть. — Я, как увидел тебя, сразу подумал… — наклонившись, Марат провёл круговым движением языка по головке члена, и Артём от этого влажного, жаром опалившего касания непроизвольно дёрнулся, изнемогая от сладости… сладость снова была везде: в самом члене, в промежности, в снова стиснутых, но теперь скользко-влажных от вазелина мышцах ануса.
— Что ты подумал? — глухо проговорил Артём, ощущая, как язык Марата медленно, невыносимо медленно скользит снизу вверх по натянутой, как струна, уздечке.
Марат, оторвав язык от члена, поднял голову — посмотрел в глаза Артёма тем "странным" взглядом, каким он уже на Артёма смотрел.
— Подумал: а какой ты в трусах… ну, то есть, какой ты т а м, под трусами…