— Ка-анечно, договорились: Алёшенька, ты такой милый, можно я тебя ещё поцелую? . .
Когда пришли домой, Ирку развезло окончательно. Она вошла к себе в комнату, упала на кровать и заснула. Я посмотрел на обрисовавшуюся картину и решил, что так не пойдет. Я снял с пьяной девчонки пальто и ботики, посмотрел ещё, кое-как вытряхнул её из платья и стащил чулки, и, запихнув соседку под одеяло, пошёл к себе спать.
Всё-таки Ира проснулась раньше меня и приготовила нам лёгкий праздничный ужин, потом вошла в мою комнату и села на постель:
— Лёшенька, пора вставать.
Я уже не спал, но вставать не хотелось, и я притворился спящим.
— Лёша, уже вечер, вставай, мы и так весь день проспали. — Ира наклонилась и нежно поцеловала меня в щёку.
— Не могу.
— Почему?
— Тому есть две причины: во-первых, ты сидишь на постели, во-вторых, не могу же я при тебе одеваться. В общем, брысь отсюда, бесстыдница:
За ужином еще раз выпили за Новый год. В общем, усидели бутылку шампанского. Ира опять захмелела, и когда она предложила открыть ещё одну, я воспротивился:
— Хватит, хорошенького понемножку, лучше закусывай, а то опять отрубишься, возись с тобой.
— Как это?
— А так, что когда мы домой пришли, ты как в комнату вошла, так и упала на кровать, в чем была, в пальто и ботах, я пытался тебя разбудить — бесполезно. Пришлось раздевать.
Ира покраснела, как рак.
— Значит, это ты с меня и платье и чулки снял?
— Пришлось. Платье, чтобы окончательно не измялось и чтобы не испачкала, если что: , ну а чулки до кучи. Да ладно, не переживай, ничего не произошло.
— Ну и кто после этого бесстыдник? Меня раздетую он видел, а одеться при мне стесняется? Кстати, про наш уговор ты не забыл?
— Какой? Не помню.
— Ты обещал меня выпороть.
— Прости. Чего спьяну не скажешь.
— Ну уж нет, Лёшенька, обещал, так держи слово.
— Так я тебя обещал тебя после сессии высечь.
— Ага-а! А врал, что не помнишь!
— Я думал, что ты на трезвую голову не вспомнишь.
— А я помню. Так, что не такая уж я пьяная была. Ладно, действительно пора спать, завтра в институт. Лёша, можно я тебя ещё раз поцелую?
Мы обнялись и поцеловались. Потом убрали со стола, помыли посуду и, поцеловавшись ещё раз, разошлись по своим комнатам.
Три последующие недели прошли у Иры в усиленной зубрёжке по поводу сессии, у меня в обычных делах. Правда, теперь каждый наш с Ирой день начинался с поцелуя и им же заканчивался. Да и стесняться мы стали поменьше. Я мог выйти из своей комнаты в трусах, мы перестали уходить из дома, когда другой принимал ванну, и Ирка не стеснялась пробежать мимо меня в туалет в одной ночнушке и даже выскочить из ванны лишь завернутой в полотенце, правда, при этом пискнув, мол, не смотри.
Наконец, сессия закончилась. Ира, радостная, прибежала ко мне в лабораторию, размахивая зачёткой.
— Лёша! Я всё сдала. Мне в деканате сказали, что меня переведут в студенты. Ура!
— Молодец! Вечером отпразднуем! Что на каникулах думаешь делать. Домой поедешь?
— Ага! Ладно, до вечера. Пойду билет покупать. Не задерживайся, пожалуйста!
Вечером, когда мы поужинали и распили в честь сданной сессии бутылочку шампанского. Ира опять стала приставать ко мне с напоминанием об обещанной порке.
— Слушай, Иришка, прости, но я ведь не самоубийца. Представь, что будет, если Остап Пафнутьевич увидит на твоей попке следы. Я, думаю, что на этом твоя учёба, а моя жизнь и закончатся.
— Ты прав, и мне ещё полгода сидеть не на чем будет.
Десять дней, которые я провёл без соседки, позволили мне понять, что я, как минимум, привязался и привык к этой милой, пусть несколько взбалмошной девочке и что мне её очень-очень не хватает.
Когда на перроне я снял её с подножки вагона, и мы поцеловались, первыми её словами были:
— Лешенька, я так по тебе соскучилась, а ты как: ?