В нашем детстве наступил новый этап. Мы научились ценить друг друга за эти минуты телесного сближения. Я довольно часто просил тебя снять трусики, и ты почти никогда этому не противилась. Я часто на уроках думал о том, как приду домой и снова увижу твою так дорогую мне письку. Думаю, что и ты в школе вспоминала о моём торчащем, как палка, горячем члене. Опыт с Муриком, видимо, убедил тебя, что "от добра добра не ищут", и ты никогда не откликалась на чьи-либо предложения, хотя они и поступали (какой мальчишка не мечтает о сладкой девчачьей письке!". Мы придумывали различные позиции, пробовали соединять наши письки то в такой, то в другой позе. Это нас веселило, иногда забавляло. Помню, как ты в позе сверху никак не могла попасть своей писькой на мой торчащий член: приседала и промахивалась. Наконец, раздосадованная, легла на спину и сказала: "Ну, всё! Не хочу больше! Сделай мне как обычно, а то я устала! . . " И, когда я тебе засунул, ты прикрыла глаза и прошептала: "Совсем другое дело… И почему некоторые девчонки любят сверху? . . "
Когда тебе исполнилось 12, ты заявила, что больше мне не дашь. Мне в ту пору было уже 15, и я пользовался, на всякий случай, презервативом. "Но почему? У нас же презерватив!" Ты была непреклонна. Остаёшься ею в отношении меня и сейчас. Несколько раз я обращался к тебе с предложениями возобновить наши отношения, которые так неожиданно были прерваны. Я готов к этому и сейчас, когда нам уже немало лет. Твой аргумент прост: "Я не хочу портить воспоминания. И у тебя, и у меня было за нашу жизнь немало партнёров. К чему смазывать то святое, что осталось в памяти? . . " Может быть, ты и права…