*****
Больше я ничего не помню. Только смутные отрывки каких-то действий. И постоянное ощущение единения с ней. Ее тело стало моим. Ее лоно срослось с моим стволом. Ее душа стала моей.
Мы были единым целым все эти два дня и две ночи.
Двое суток наслаждения чувством единения. Чувством беззащитности и защищенности.
Двое суток ее тела, ее души…
В понедельник утром я медленно вышел из нее. В ее глазах была боль. Ее тело безвольно поникло в складках смятых простыней.
"Я вернусь, милая" — сказал я ей на ушко. — "Я обязательно вернусь…"
Я не лгал ей. Мне больше не нужен был весь мир — лишь только она. Слится с ней навечно, стать одним целым, разделить с ней существование. Наверное, она не поверила мне.
В ее глазах была боль…
…Когда я вернулся, она уже умерла. Зеваки у подъезда сказали мне, что она перерезала себе вены, вышла обнаженная на балкон и села умирать. В ее глазах была тоска. А окружающие смотрели на ее грудь. И только когда ее кровь стала капать вниз, вызвали "скорую".