Возвращаясь из школы, я привычно открыл ключом дверь чужого мне дома. Звонить не стал, вряд ли сестры-поганки вернулись из школы — сегодня у них по пять уроков.
Уже третью неделю жил я здесь, мать уехала в командировку аж на месяц, а меня к подруге гостить отправила. Но, уж какие тут гости. Первый день еще путем пролетел, подруга тетка средне добрая, муж у неё прикольный — философ, и две дочки…
С виду обе симпатичные, а внутри — хитрень. Все время себе на уме.
Знал я этих девиц давно. Со старшей, Яной, ровесниками мы были, а младшую, Таню, сколько себя помню лупил, поскольку дура была, ябеда и заноза. Старшая, впрочем, не лучше.
Ну, так и скинул я ботинки в коридоре, дома вроде тихо, выходит нет никого. Сначала, понятно, на кухню — кусок хлеба с бумажной колбасой червяку на угощение. Холодным морсом запил, клюквенным — фу, кислятина! И уж потом портфель на место понес в детскую комнату.
Тапки с роду я не любил, потому в носках, бесшумно протопал до знакомой двери, толкнул привычно, и опа…
Не понял сначала ничего, но потом разглядел внимательно и аж сам покраснел. Старшенькая, Яна, лежит, этак странно, бочком, на любимой прописанной кровати ГОСТ №… . , колготки и трусы до коленок спустила, и руки на самом интересном месте ногами сплющила. А моська улыбается умильно так и глазенки закрыты.
Мысли про "прихватило живот" сразу как-то не прошли. С такой улыбочкой не болеют. Предположение, что обоссялась тоже вязалось — божий день все-таки, да и лет ей уже одиннадцать. Последнее оставалось, только я не видал раньше, как девчонки это делают, и пацаны особо не рассказывали. Мол, тоже дрочат и всё тут!
Пока я мысленный круговорот осиливал, девчонка в себя пришла, глянула на меня ошарашено, и скорее колготки-трусы натягивать. Ну, я понятно, собрался духом — этакий случай отомстить едкой коросте за все обиды, руку на косяк дверной деловито положил, подбоченился, и с расстановкой, смачно изрек: — Круто тебя мандавошки заели Янка, давишь-непередавишь!
Ответ оказался ужасным. Скорчив злобного ежика, тощая фурия молнией метнулась к двери и прошипела: — Пошел в жопу, урод! Потом дверь захлопнула. Сильно. А пальцы мои на косяке остались и хлопка не получилось. Только треск.
Сначала меня буквально оглушило дверной панелью. Прямо в лицо. Но потом, через звон в ушах я ощутил гадостную, мозжащую боль в правой руке. В пальцах.
Грохнувшись со всего маху на спину, я скорчился в зародыш, прижимая к животу и пытаясь убаюкать разбитую руку.
— Сука! Ты что делаешь, я же не тритон на уроке биологии, у меня пальцы новые не вырастут, — проскрипел я зубами и тут же захлебнулся кровищей хлынувшей из носа и в горло.
Пытаясь облегчить боль и не испачкать при этом одежду, я встал на коленки и вслепую пополз в направлении ванной. Злополучная дверь тихонько приоткрылась и виноватая, красная от стыда моська пропищала испуганно: — Васька, ты чего? Откуда у тебя кровь идет?
— От верблюда, — пробурчал я, вваливаясь в ванную и пытаясь ловить здоровой ладошкой темные капли крови: — Бери тряпку, овца драная, и юшку затирай. Тетка вернется — обоим бошки поотрывает. Вот тогда кровь и потечет, а это — юшка!
Добрые полчаса я старательно мочил в ледяной воде отбитые пальцы и задирал нос кверху, чтобы не капало. Наконец полегчало, нос оказался не сломанным, а на руке серьезно пострадал один палец. Он противно разбух и посинел.
— Сломался бедняга, — сокрушенно подумал я и вышагнул из ванной комнаты в коридор.
Зрелище было жалкое. Физически пострадал я, а на полу сидела и распускала нюни над порозовевшей тряпкой Яна. Слез, она успела налить на совковый линолеум не меньше чем я кровушки.
— Чего ноешь, тебя что ли побили? — вопросил я обиженно.
— Нет, — проскулила Янка: — Болит?
Утирая рукавом кофточки нос, она встала, и собрав тряпку, ведро поставила все в туалет.
— И хуже бывало, — с достоинством ответил я: — Но палец, по ходу сломан. Напрочь.
— Васька, а что делать то? — спросила она совсем испуганною
— Штаны снимай, бегать будем, — пошутил я и добавил: — Тащи пластырь в рулоне, бинта немного и ненужный карандаш.
Через минуту все было под рукой, и мы уединились в детскую для спасения моего пальца.
Наученный жизненным опытом и телепередачами, я сломал пополам карандаш, выровнял, как мог палец и обмотал немного бинтом. Потом приложил по бокам его карандашные половинки и щедро закрепил пластырем.
— Усе, — констатировал я: — До травмухи запросто доживу.
— Блин, — замялась Янка: — А без больницы никак нельзя?
— Дура ты все же, — отметил я довольно: — Перелом это, гипс обязательно надо делать или еще что похуже.
— Что?
— Спицы?
— Прямо в палец?
— А тож, — значительно пояснил я.
Девчонка неожиданно расплакалась.
— Все, меня точно убьют, и тетрис никогда не купят, — выла она в ладошки.
— Понятное дело, перелом не сокроешь, — сокрушенно добавлял я.
И так минут десять. Сопли — рекой, слова — не о чем.
— Васька, ну придумай что-нибудь, я все для тебя сделаю, — неожиданного выпалила она и схватила меня за предплечье, заглядывая в глаза, как преданная болонка.
— Не, трудно это, да и что придумаешь коли палец заломан, — набивал я себе цену.
— Вааася, ну милый, я матери обещала, что гнобить тебя не буду, а тут такое, — взмолилась она пуще прежнего.
Такого я не ожидал. Раньше она меня ласковее, чем "удодом" и не называла никогда. Соответственно и относилась.
Мысли в голове проносились разные, но ясной стала почему-то всего одна — самая гадкая.
— Ну ладно, есть в голове одна задумка, как тебя от кары жестокой избавить, — начал я: — Но только ты сразу скажи — все сделаешь, что попрошу?
Секунду подумав, возможно о том же, что и я, девчонка поклялась:
— Все, чтоб мне провалиться! Тетрис новый охота, с большим экраном.
— За язык не тянул, — улыбнулся я и поправил ей челку.
Янка вспыхнула на мгновение, опустила глаза, но потом собралась духом и спросила:
— Чего делать то? Денег у меня нет — сразу говорю.
— А то я не знаю. Деньги у меня есть — это неинтересно.