Возвращаясь из школы, я привычно открыл ключом дверь чужого мне дома. Звонить не стал, вряд ли сестры-поганки вернулись из школы – сегодня у них по пять уроков.
Уже третью неделю жил я здесь, мать уехала в командировку аж на месяц, а меня к подруге гостить отправила. Но, уж какие тут гости. Первый день еще путем пролетел, подруга тетка средне добрая, муж у неё прикольный – философ, и две дочки…
С виду обе симпатичные, а внутри – хитрень. Все время себе на уме.
Знал я этих девиц давно. Со старшей, Яной, ровесниками мы были, а младшую, Таню, сколько себя помню лупил, поскольку дура была, ябеда и заноза. Старшая, впрочем, не лучше.
Ну, так и скинул я ботинки в коридоре, дома вроде тихо, выходит нет никого. Сначала, понятно, на кухню – кусок хлеба с бумажной колбасой червяку на угощение. Холодным морсом запил, клюквенным – фу, кислятина! И уж потом портфель на место понес в детскую комнату.
Тапки с роду я не любил, потому в носках, бесшумно протопал до знакомой двери, толкнул привычно, и опа…
Не понял сначала ничего, но потом разглядел внимательно и аж сам покраснел. Старшенькая, Яна, лежит, этак странно, бочком, на любимой прописанной кровати ГОСТ №… . , колготки и трусы до коленок спустила, и руки на самом интересном месте ногами сплющила. А моська улыбается умильно так и глазенки закрыты.
Мысли про "прихватило живот" сразу как-то не прошли. С такой улыбочкой не болеют. Предположение, что обоссялась тоже вязалось – божий день все-таки, да и лет ей уже одиннадцать. Последнее оставалось, только я не видал раньше, как девчонки это делают, и пацаны особо не рассказывали. Мол, тоже дрочат и всё тут!
Пока я мысленный круговорот осиливал, девчонка в себя пришла, глянула на меня ошарашено, и скорее колготки-трусы натягивать. Ну, я понятно, собрался духом – этакий случай отомстить едкой коросте за все обиды, руку на косяк дверной деловито положил, подбоченился, и с расстановкой, смачно изрек: – Круто тебя мандавошки заели Янка, давишь-непередавишь!
Ответ оказался ужасным. Скорчив злобного ежика, тощая фурия молнией метнулась к двери и прошипела: – Пошел в жопу, урод! Потом дверь захлопнула. Сильно. А пальцы мои на косяке остались и хлопка не получилось. Только треск.
Сначала меня буквально оглушило дверной панелью. Прямо в лицо. Но потом, через звон в ушах я ощутил гадостную, мозжащую боль в правой руке. В пальцах.
Грохнувшись со всего маху на спину, я скорчился в зародыш, прижимая к животу и пытаясь убаюкать разбитую руку.
– Сука! Ты что делаешь, я же не тритон на уроке биологии, у меня пальцы новые не вырастут, – проскрипел я зубами и тут же захлебнулся кровищей хлынувшей из носа и в горло.
Пытаясь облегчить боль и не испачкать при этом одежду, я встал на коленки и вслепую пополз в направлении ванной. Злополучная дверь тихонько приоткрылась и виноватая, красная от стыда моська пропищала испуганно: – Васька, ты чего? Откуда у тебя кровь идет?
– От верблюда, – пробурчал я, вваливаясь в ванную и пытаясь ловить здоровой ладошкой темные капли крови: – Бери тряпку, овца драная, и юшку затирай. Тетка вернется – обоим бошки поотрывает. Вот тогда кровь и потечет, а это – юшка!
Добрые полчаса я старательно мочил в ледяной воде отбитые пальцы и задирал нос кверху, чтобы не капало. Наконец полегчало, нос оказался не сломанным, а на руке серьезно пострадал один палец. Он противно разбух и посинел.
– Сломался бедняга, – сокрушенно подумал я и вышагнул из ванной комнаты в коридор.
Зрелище было жалкое. Физически пострадал я, а на полу сидела и распускала нюни над порозовевшей тряпкой Яна. Слез, она успела налить на совковый линолеум не меньше чем я кровушки.
– Чего ноешь, тебя что ли побили? – вопросил я обиженно.
– Нет, – проскулила Янка: – Болит?
Утирая рукавом кофточки нос, она встала, и собрав тряпку, ведро поставила все в туалет.
– И хуже бывало, – с достоинством ответил я: – Но палец, по ходу сломан. Напрочь.
– Васька, а что делать то? – спросила она совсем испуганною
– Штаны снимай, бегать будем, – пошутил я и добавил: – Тащи пластырь в рулоне, бинта немного и ненужный карандаш.
Через минуту все было под рукой, и мы уединились в детскую для спасения моего пальца.
Наученный жизненным опытом и телепередачами, я сломал пополам карандаш, выровнял, как мог палец и обмотал немного бинтом. Потом приложил по бокам его карандашные половинки и щедро закрепил пластырем.
– Усе, – констатировал я: – До травмухи запросто доживу.
– Блин, – замялась Янка: – А без больницы никак нельзя?
– Дура ты все же, – отметил я довольно: – Перелом это, гипс обязательно надо делать или еще что похуже.
– Что?
– Спицы?
– Прямо в палец?
– А тож, – значительно пояснил я.
Девчонка неожиданно расплакалась.
– Все, меня точно убьют, и тетрис никогда не купят, – выла она в ладошки.
– Понятное дело, перелом не сокроешь, – сокрушенно добавлял я.
И так минут десять. Сопли – рекой, слова – не о чем.
– Васька, ну придумай что-нибудь, я все для тебя сделаю, – неожиданного выпалила она и схватила меня за предплечье, заглядывая в глаза, как преданная болонка.
– Не, трудно это, да и что придумаешь коли палец заломан, – набивал я себе цену.
– Вааася, ну милый, я матери обещала, что гнобить тебя не буду, а тут такое, – взмолилась она пуще прежнего.
Такого я не ожидал. Раньше она меня ласковее, чем "удодом" и не называла никогда. Соответственно и относилась.
Мысли в голове проносились разные, но ясной стала почему-то всего одна – самая гадкая.
– Ну ладно, есть в голове одна задумка, как тебя от кары жестокой избавить, – начал я: – Но только ты сразу скажи – все сделаешь, что попрошу?
Секунду подумав, возможно о том же, что и я, девчонка поклялась:
– Все, чтоб мне провалиться! Тетрис новый охота, с большим экраном.
– За язык не тянул, – улыбнулся я и поправил ей челку.
Янка вспыхнула на мгновение, опустила глаза, но потом собралась духом и спросила:
– Чего делать то? Денег у меня нет – сразу говорю.
– А то я не знаю. Деньги у меня есть – это неинтересно.