Спустя восемь минут пятьдесят три секунды этого зажигательного спектакля Староверов встал, решительным шагом подошел к ее столу и остановился. Брюки его топорщились прямо перед лицом Лизы, но она с невинным видом подняла на него глаза.
— Я так больше не могу, Елизавета Ивановна, — решительно сказал он, с трудом пытаясь отвести глаза от ее груди.
— Что случилось?
— Я влюблен в вас. Вы восхитительны. Вы красивы, вы привлекательны, вы умны, вы — женщина моей мечты. Я не могу без вас.
Это был седьмой раз в ее жизни, когда мужчина признавался ей в любви. Впрочем, слово "любовь" не прозвучало, да этот и не мужчина еще…
— Спасибо, мне очень приятно, — сказала Лиза осторожно и аккуратно, помня заветы великой Надежды Сергиевской, — Я очень тебе благодарна. Но давай обсудим это позже.
— Когда… позже?
— Илья, — очень медленно заговорила Лиза, чувствуя, что именно сейчас от ее поведения зависит, выполнит она свою миссию или нет, — Ты мне тоже очень симпатичен. Ты умный, талантливый, просто… у тебя неудачный период в жизни. Мне тоже хочется многое тебе сказать. Но давай не будем забывать свои обязанности. Пойми, я не отталкиваю тебя. Мы обязательно обсудим все, что ты уже сказал мне, и все, что я хочу сказать тебе. Только не сейчас. Сейчас я совершаю должностное преступление. Ради тебя, заметь…
— Не надо совершать преступления. Я не буду переписывать контрольную. Ставьте двойку, я ее заслужил.
— Нет уж, я и так многим пожертвовала, так что будь любезен, исправь двойку, — она сделала возмущенный вид, — В конце концов, мы договорились вчера! Что ты, как красна девица: то хочу, то не хочу…
— Я не способен сейчас переписать…
— Почему?
— Я уже объяснил: моя голова занята вами…
Лиза была готова ко многому, но не к этому. Она думала, что он сделает ей замечание (и гадала, в каких выражениях) — за непристойное поведение. Или он заставит себя не смотреть на нее и успешно перепишет работу. Или что он набросится на нее, пытаясь взять силой. Или что повторится прошлая попытка: он будет пялиться на нее и ничего не сделает.
Но парень почти что признался ей в любви. Причем он даже (пока, по крайней мере) не домогался близости, а должен был.
— Хорошо, — сказала она, — который уже раз я иду тебе навстречу. Видимо, несмотря ни на что, ты мне слишком симпатичен. Так вот, мы поговорим о наших отношениях сейчас, а насчет контрольной решим позже. Значит, ты говоришь, что влюблен в меня — допустим. Но влюбленный мужчина ведет себя по-другому, разговаривая с "женщиной своей мечты", он смотрит ей в глаза. Ты избегаешь смотреть мне в глаза…
— Потому что я стесняюсь!
— Пусть так. Когда я веду урок, ты смотришь куда угодно, кроме меня. Поверь мне, влюбленные всегда стараются смотреть на предмет своего чувства…
Теперь Илья уже не возражал, а молчал, опять опустив глаза.
— Наконец, человек стремится говорить с тем, в кого он влюблен. Ты за полгода сказал мне слов меньше, чем за последние пять минут. Не считая уроков, разумеется.
Илья смотрел на нее со страхом, так ей показалось.
— Сказать тебе, что я думаю? То, что ты испытываешь, называется не влюбленностью. Похоть, вожделение, страсть — вот что это. Ты хочешь переспать со мной, и все. Я угадала? — четко проговорила Лиза, подводя к главному. В стенах лицея она впервые говорила с учеником так откровенно.
— Да, угадали… Но ведь и вы тоже…
— Что я?!
Но Илья не мог вымолвить то, что терзало его последние дни. А Лиза не хотела (хотя была готова) обсуждать тему расставленных ног, задранной юбки и вообще — нравственных норм поведения учителя.
— Если ты хотел сказать, что я тоже в тебя влюблена, то да, в определенном смысле это так, — заговорила она, чтобы Илья не решился на тот разговор, — Только я влюблена в тебя как в талантливого парня, имеющего способности к моей любимой (вот тут уж действительно любимой!) математике. Но, имея эти способности, ты не желаешь ими пользоваться, а это все равно, как если девушка, которую ты любишь, целуется с твоим приятелем. У тебя ведь нет на нее прав, верно? Ты не можешь ее заставить быть с тобой, а не с ним, так? Ты это понимаешь, но тебе все равно больно, иногда до слез. Вот так и я. Ты изменяешь математике, а значит, и мне, и это очень обидно. Я испытываю ревность: твое сердце отдано не моей науке, а значит, и не тому, кто ее преподает.
Староверов замер, глядя на Лизу с ужасом, восхищением и удивлением, да она и сама не могла придти в себя от своих же слов. "Жаль, — подумала она, — что Сергиевская не слышала этой моей речи. Она бы ее выбила на мраморе и повесила у себя в кабинете. Да, я была в ударе. Повторить такое точно не удастся".
Пауза была долгой.