— Жрать хотите? — спросила Ритуля. — Вижу, что хотите, я сама сейчас в одно лицо палку колбасы умела.
— После двух таких палок — колбасу? — ухмыльнулась Светочка.
— Это совсем другие палки! — ответила Ритуля.
Нам налили по кружке кофе, выдали хлеб, сыр, колбасу, по паре яблок, и продолжили разговор.
— Дрюня, я понимаю, ты патриот, вот это вот всё, но надо же объективно правде в глаза смотреть! — говорил Алекс. — Амеровское кино лучше потому:
— : что оно амеровское! — перебил его Андрей.
— Нет. Потому что их режиссёры думают о потребителе. О том, чтобы продать товар, понимаешь? А не о дурацком самовыражении, духовности и прочей фигне. Поэтому у них кастинг на шестёрку с плюсом:
— Ага. Гамлета негр играет, это нормально?
— Я не знаю, где там у них Гамлета негр играет:
— Я — к примеру!
— : но это делают опять же потому, что думают о потребителях. Миллионы потребителей — как раз негры, и они хотят видеть на экране негров. И не только каких-нибудь дядей томов опущенных. И вообще, ты, что, расист, Дрюня? Вот не ожидал!
— Я не расист, просто их политкорректность уже задолбала.
— А меня нет. Я смотрю проще: нормальное шоу или духовное говно.
— Чем тебе духовность не угодила?
— Да потому что не люблю, когда духовностью называют неумение выстроить кадр или сделать нормальные спецэффекты.
— Ну, спецэффекты и у нас начали неплохие делать.
— Ага. Неплохие. Для Голливуда начала века — неплохие, да:
Подошли запыхавшиеся Михалыч и Марго. Марго немного стеснялась вида своей разработанной дырочки и прикрывалась, точно школьник перед военкоматской медкомиссией. Когда она проходила мимо меня, я решительно отодвинул её ладошки в стороны и поцеловал её в хохолок курчавых волос, а потом шлёпнул по массивной заднице, чем вызвал общий смех.
— Сучка развратная, — с удовольствием сказал я.
— С чего это? — возмутилась Марго. — А сам ты что со Светочкой? . .
— А ты что-то имеешь против?
— Ни капельки! — Марго присела на корточки и расцеловала нас обоих. Светочку она ещё и с удовольствием пощекотала.
— Айй, меня совращает лесбиянка! Помогите кто-нибудь! Зовите Милонова! — заверещала Светочка.
— Он тебе не поможет, ты совершеннолетняя, — ответила Ритуля.
— Кстати, по американским законам ещё нет, — заметил Андрей.
— Нет, парни, там на самом деле несколько ступеней взросления, — Михалыч сел по-турецки прямо на нагретый солнцем плоский камень. Его член, изогнувшись, коснулся головкой камня. Из него вытекла мутная капля. — Но в восемнадцать лет "это" уже можно. Даже там.
— Ой, ребята, а я разок побыла была пассивной педофилкой! — заговорила Марго. Все навострили уши, и больше других я, потому что ничего подобного за всю нашу супружескую жизнь не слышал. — Вик, я тебе не рассказывала, это давно было. Мне было восемнадцать-девятнадцать, я приехала к двоюродной бабушке на дачу. Ну, какая "дача" : это у богатеев дачи, а там — шесть соток, засаженные картохой. Меня и папку в первый день поставили эту картоху окучивать. Ну, управились, я пошла в душик. А душ там такой — прямоугольная палатка площадью метр на метр, и высотой метра два с половиной, обтянутая парусиной. Сверху — крыша, и на этой крыше стоит бак с водой. А между крышей и парусиной зазор в полметра. Понимаете? И стоит эта фигня возле межи участка, а за межой — чужие сарайки. Так что с крыши можно подсмотреть.
— Уже интересно! — выразил общее мнение Михалыч.
— Ещё как! Но в тот день было жарко, я умоталась с картохой, и мне хотелось одного — помыться. Ну вот, я стою, кайфую под струями воды, и тут чувствую, что меня лапают!
— Ого! Ни фига себе! Это как? — загалдели слушатели наперебой.
— Не руками, а взглядом. Девчонки меня поймут. — "Девчонки" закивали. — Я осторожно огляделась и увидела, что на крыше сарая стоит соседский пацан. И не просто стоит, а созерцает меня и наяривает обеими руками.