– Жрать хотите? – спросила Ритуля. – Вижу, что хотите, я сама сейчас в одно лицо палку колбасы умела.
– После двух таких палок – колбасу? – ухмыльнулась Светочка.
– Это совсем другие палки! – ответила Ритуля.
Нам налили по кружке кофе, выдали хлеб, сыр, колбасу, по паре яблок, и продолжили разговор.
– Дрюня, я понимаю, ты патриот, вот это вот всё, но надо же объективно правде в глаза смотреть! – говорил Алекс. – Амеровское кино лучше потому:
– : что оно амеровское! – перебил его Андрей.
– Нет. Потому что их режиссёры думают о потребителе. О том, чтобы продать товар, понимаешь? А не о дурацком самовыражении, духовности и прочей фигне. Поэтому у них кастинг на шестёрку с плюсом:
– Ага. Гамлета негр играет, это нормально?
– Я не знаю, где там у них Гамлета негр играет:
– Я – к примеру!
– : но это делают опять же потому, что думают о потребителях. Миллионы потребителей – как раз негры, и они хотят видеть на экране негров. И не только каких-нибудь дядей томов опущенных. И вообще, ты, что, расист, Дрюня? Вот не ожидал!
– Я не расист, просто их политкорректность уже задолбала.
– А меня нет. Я смотрю проще: нормальное шоу или духовное говно.
– Чем тебе духовность не угодила?
– Да потому что не люблю, когда духовностью называют неумение выстроить кадр или сделать нормальные спецэффекты.
– Ну, спецэффекты и у нас начали неплохие делать.
– Ага. Неплохие. Для Голливуда начала века – неплохие, да:
Подошли запыхавшиеся Михалыч и Марго. Марго немного стеснялась вида своей разработанной дырочки и прикрывалась, точно школьник перед военкоматской медкомиссией. Когда она проходила мимо меня, я решительно отодвинул её ладошки в стороны и поцеловал её в хохолок курчавых волос, а потом шлёпнул по массивной заднице, чем вызвал общий смех.
– Сучка развратная, – с удовольствием сказал я.
– С чего это? – возмутилась Марго. – А сам ты что со Светочкой? . .
– А ты что-то имеешь против?
– Ни капельки! – Марго присела на корточки и расцеловала нас обоих. Светочку она ещё и с удовольствием пощекотала.
– Айй, меня совращает лесбиянка! Помогите кто-нибудь! Зовите Милонова! – заверещала Светочка.
– Он тебе не поможет, ты совершеннолетняя, – ответила Ритуля.
– Кстати, по американским законам ещё нет, – заметил Андрей.
– Нет, парни, там на самом деле несколько ступеней взросления, – Михалыч сел по-турецки прямо на нагретый солнцем плоский камень. Его член, изогнувшись, коснулся головкой камня. Из него вытекла мутная капля. – Но в восемнадцать лет "это" уже можно. Даже там.
– Ой, ребята, а я разок побыла была пассивной педофилкой! – заговорила Марго. Все навострили уши, и больше других я, потому что ничего подобного за всю нашу супружескую жизнь не слышал. – Вик, я тебе не рассказывала, это давно было. Мне было восемнадцать-девятнадцать, я приехала к двоюродной бабушке на дачу. Ну, какая "дача" : это у богатеев дачи, а там – шесть соток, засаженные картохой. Меня и папку в первый день поставили эту картоху окучивать. Ну, управились, я пошла в душик. А душ там такой – прямоугольная палатка площадью метр на метр, и высотой метра два с половиной, обтянутая парусиной. Сверху – крыша, и на этой крыше стоит бак с водой. А между крышей и парусиной зазор в полметра. Понимаете? И стоит эта фигня возле межи участка, а за межой – чужие сарайки. Так что с крыши можно подсмотреть.
– Уже интересно! – выразил общее мнение Михалыч.
– Ещё как! Но в тот день было жарко, я умоталась с картохой, и мне хотелось одного – помыться. Ну вот, я стою, кайфую под струями воды, и тут чувствую, что меня лапают!
– Ого! Ни фига себе! Это как? – загалдели слушатели наперебой.
– Не руками, а взглядом. Девчонки меня поймут. – "Девчонки" закивали. – Я осторожно огляделась и увидела, что на крыше сарая стоит соседский пацан. И не просто стоит, а созерцает меня и наяривает обеими руками.