— Ну, это будет зависеть от того, что и как ты про это думаешь, — хмыкнул Марат, мысленно удивляясь простодушию Артёма. — Если ты будешь думать, что однополый секс является чем-то постыдным, то, скорее всего, тебе будет стыдно. А если воспринимать этот секс адекватно… ну, то есть, нормально — без предрассудков, без всяких замшелых стереотипов, то — что в таком сексе постыдного? Ничего в таком сексе постыдного нет. Совершенно естественный, нормальный секс, практикуемый миллионами… смотри!
Сказав так, Марат приблизил свои губы к губам Артёма, и Артём в тот же миг ощутил, как приоткрывшиеся губы Марата горячо и влажно накрыли его рот: Марат умело — мягко и вместе с тем уверенно, даже властно — вобрал губы Артёма в рот, обхватил их горячим кольцом губ своих, и Артём, не ожидавший такого, невольно подчинился, подался губами вперёд, одновременно с этим непроизвольно приоткрывая рот во рту Марата… он действительно сделал это непроизвольно, по наитию, потому как в губы он, Артём, хотя и целовался — с девчонками, но всё это было как-то несерьёзно… и потом: целовал он, а не его, и целование это не было таким мощным, как сейчас,
— Артём приоткрыл рот, но этого движения, сделанного по наитию, оказалось достаточно, чтоб язык Марата в тот же миг проскользнул Артёму в рот… и в то же мгновение по всему телу Артёма словно пробежал электрический разряд, тут же усилив ощущение кайфа и в промежности; и в напряженном, распираемом от кайфа члене, и в конвульсивно сжавшихся мышцах ануса…
Удерживая голову Артёма ладонями — не давая Артёму никакой возможности как-то вывернуться, Марат страстно сосал Артёма в губы, и… не имея никакой возможности прервать это, не испытывая ни малейшего желания э т о прерывать, Артём безотчетно двинул руками вверх — обхватил Марата поперёк спины, и получилось, что он, сам того не желая, обнял Марата…
Комната, едва освещаемая миниатюрной настольной лампой, была погружена в мягкий уютный полумрак, и в эту камерность совершенно органично вписывались два лежащих на постели парня, так что если б кто-то в эту минуту каким-то образом смог бы в комнату заглянуть, он бы наверняка не поверил, что всего каких-то полчаса тому назад один из парней, вырываясь и дёргаясь, твердил "я не педик", "я не хочу", "пусти меня", а другой, искушенный и опытный, в ответ настойчиво предлагал не делать поспешных выводов, — это была обычная, ничем не примечательная комната в обычном студенческом общежитии, и парни, сладострастно сосущиеся в губы, были тоже самыми обычными парнями — были студентами… наконец, оторвавшись от губ Артёма, Марат приподнял голову — уперся маслянисто блестящими зрачками глаз в потемневшие от кайфа зрачки Артёма.
— Что, Артёмчик… приторчал? — Марат обжег лицо Артёма горячим дыханием и тут же, не дожидаясь ответа, уверенно ответил за Артёма сам: — Приторчал… ещё как приторчал! И это естественно… совершенно естественно… по-другому и быть не может! Потому как это — кайф… правильно я говорю?
Артём не отозвался… ну, а что он мог ответить? Что он не педик? Он это произнёс уже раз десять, если не больше… ну, не педик он… и что с того? Сосаться в губы — это был кайф… и оттого, что лежал он в постели с парнем, а не с девчонкой, кайф был ничуть не меньшим… если не большим, — с девчонками в губы Артём сосался несколько раз, провожая девчонок после школьных дискотек, и каждый раз это происходило как-то бестолково, суетливо и неумело, так что весь свой юный пыл он потом, приходя домой, привычно вкладывал в кулак, закрываясь в своей комнате… а сейчас он лежал в постели, был в одних трусах, тело гудело от возбуждения… и что с того, что лежал он в постели с парнем, а не с девчонкой?
Это было, конечно, и неожиданно, и необычно, но кайф-то был настоящий… тело гудело от возбуждения, — не отводя взгляд в сторону, чувствуя, как колотится сердце, Артём молча смотрел Марату в глаза, ожидая, что будет дальше.
В комнате был полумрак, и Артём, в полумраке комнаты лёжа под Маратом, вдруг подумал, как всё это, в принципе, просто: они, два парня, в обычном студенческом общежитии… и если Марат проявил такую инициативу, то… может, не надо противиться? Чуть подавшись в сторону, Марат молча скользнул рукой вниз — через ткань трусов сжал, стиснул пальцами возбуждённо твёрдый член лежащего на спине Артёма и тут же, не давая Артёму что-либо сказать, снова впился жарко открывшимся ртом в горячие губы Артёма, одновременно с этим проскользнув рукой Артёму в трусы… на мгновение Артём замер, почувствовав, как чужая ладонь уверенно обхватила его напряженный член — чужая, обжигающе горячая ладонь стиснула, несильно сдавила член, извлекая его из трусов.
— М-м-м… — замычал Артём, выворачивая голову набок — высвобождая свои губы из губ Марата. — Блин, что ты делаешь? Отпусти… — Артём, говоря "отпусти", одновременно вцепился пальцами в руку Марата, пытаясь оторвать ладонь Марата от своего члена.
Артему было семнадцать лет, но еще ни разу чужая рука — рука женская или, тем более, рука мужская — не прикасалась к его члену, и потому Артём, ощутив свой возбуждённый член в ладони Марата, в первое мгновение воспринял это как вторжение в заповедную, для посторонних закрытую, недоступную область, куда вторгаться было никак нельзя, невозможно, стыдно… никто никогда не трогал Артема за член, тем более за возбуждённый, бесстыдно торчащий, налитый горячим соком желания!
Лет с двенадцати Артем самостоятельно, без чьей-либо подсказки, открыл для себя источник неистребимого удовольствия, получаемого от раздражения члена, и с тех пор это было делом сугубо личным, интимным, тщательно скрываемым, ни с кем никогда не обсуждаемым, — возбуждённый член был для Артёма прежде всего орудием его тайного рукоделия, и хотя в подсунутой матерью книге "для мальчиков" в классе седьмом или восьмом он среди прочего вычитал, что в занятиях мастурбацией ничего зазорного нет, тем не менее отношение его к собственному члену было таким же, каким было его отношение к рукоделию: рукоделие ни с кем не обсуждалось, а член никому никогда не демонстрировался, и даже в школьном туалете, когда приходилось на перемене отливать в присутствии пацанов, Артём всегда старался повернуться так, чтобы член свой от чужих взглядов скрыть… а тут — рука! Чужая, горячая, бесстыдно обхватившая рука…
— Пусти! — Артём дёрнулся, пытаясь высвободить свой член из ладони Марата.
— Артём… ну, чего ты… что ты как маленький? Тебе ж самому приятно… чего ты дёргаешься? — горячо зашептал Марат, не выпуская из ладони напряженно твёрдый член Артёма. — Расслабься… чего ты боишься? Расслабься — и будет кайф…