Собственно, кайф был у ж е, — Марат, сместившись набок, вдавливаясь ощутимой твердостью своего члена Артёму в бедро, медленно двигал жарко обжимающим, обжигающим кулаком вдоль ствола Артёмова члена, смещая крайнюю плоть с липкой, багрово пламенеющей головки, и… вырываться и дёргаться было уже и поздно, и бессмысленно, и глупо… да и не хотелось ему, Артёму, вырываться, — закрыв глаза, чувствуя, как огнём пылает его лицо, Артём безвольно расслабился, ощущая одновременно и стыд, и сладость… да, было стыдно и сладко — одновременно, но сладость была сильнее стыда, и с этим Артём уже ничего поделать не мог…
Не прекращая двигать рукой, Марат какое-то время снова страстно, запойно сосал Артёма в губы… "педик… " — где-то в глубине сознания Артёма невнятно, размыто колупнулась мысль, но эта мысль была так далека от распирающей тело сладости, что Артём даже не успел понять, про кого он это подумал… про себя ли он это подумал, или подумал он так про Марата — в любом случае мысль эта, едва возникнув, тут же сгорела в огне полыхающей сладости; "педик", "не педик" — это были всего лишь слова, и они для Артёма сейчас не имели никакого значения.
Марат, выпустив из ладони член Артёма, завозился, продолжая сосать Артёма в губы, и Артём не сразу сообразил, что Марат снимает с себя трусы, но уже в следующую секунду Артём почувствовал, как по бедру его скользнул твердый горячий ствол… сосать в губы и одновременно с этим стягивать с себя трусы было, видимо, не совсем удобно, — приспустив трусы до половины, Марат, оторвавшись от губ Артёма, вновь обхватил ладонью вертикально торчащий Артёмов член.
— Артём…
— Что? — Артём шевельнул губами, и ему показалось, что губы у него сделались словно чужими — припухшими и непослушными.
— Трусы давай снимем… чего мы трёмся через трусы, как малолетки в детском садике?
Марат возбуждённо засмеялся, становясь на колени между разведенными, широко раздвинутыми ногами Артёма; трусы на Марате были приспущены, стянуты с бёдер вниз… напряженный член, длинный и толстый, чуть изогнутый вправо, маслянисто блестя залупившейся головкой, непроизвольно вздрагивал, и всё это было так близко, так о щ у т и м о близко, что у Артёма на какой-то миг перехватило дыхание: Артёму было семнадцать лет, но он впервые видел чужой возбуждённый член "вживую", и… что-то было в этом зрелище необъяснимо притягательное, странно волнующее, — огромный член, возбуждённо подрагивая, нетерпеливо дыбился бесстыдным желанием всего лишь в полуметре от Артёмова лица — от горячей припухлостью налитых губ…
— Что, Артём… нравится? — глухо рассмеялся Марат, от которого не скрылся, не ускользнул устремленный на член взгляд парня. — У тебя не хуже…
Марат потянул с Артёма трусы, стягивая их с бёдер, но Артём неожиданно воспротивился, — слово "нравится" царапнуло слух, и Артём, с силой вдавливаясь задом в матрас — не давая Марату трусы стянуть, одновременно с этим поспешно прикрыл ладонью член собственный, возбуждённо твёрдый, залупившийся, уже извлеченный Маратом из трусов во время сосания в губы и теперь бесстыдно торчавший у Марата на виду…
"Нравится"… почему ему должен нравиться чей-то хуй? Чужой, налитый постыдным желанием… никогда он об этом не думал — о том, что чей-то чужой член ему может нравиться или не нравиться, и вот теперь он смотрел на член Марата, и… что вообще происходит?! Что за хрень?!
*****
Дома у Артёма остался комп, и Артём… ну-да, время от времени он находил в интернете порносайты — рассматривал фотографии, изображавшие трах, причем каждый раз такое рассматривание неизменно заканчивалось рукоделием, потому как иначе было никак нельзя: рука сама по себе лезла в трусы, где сразу же делалось тесно, и Артём, неотрывно глядя на монитор, тут же извлекал напряженный член наружу, привычно обхватывал сладко напрягшийся ствол ладонью, начинал, скользя возбуждённым взглядом по фотографиям, сладострастно двигать вверх-вниз кулаком, большим пальцем другой руки придерживая внизу резинку трусов, но никогда…
Никогда он при этом не всматривался в мужские члены, не акцентировал на членах повышенное внимание — он жадно смотрел на позы женщин, возбужденно всматривался в их сочно бугрящиеся "пилотки", в их лица, не всегда симпатичные, но всегда излучающие удовольствие… он возбуждённо рассматривал запечатленный на фотках трах, мысленно представляя на месте чьи-то чужих возбуждённых членов свой собственный, такой же возбуждённый, сладостно ноющий в стиснутом кулаке, неутомимо снующим вверх-вниз, и… какое дело ему было до чьих-то чужих хуёв? — когда всё кончалось, Артём тщательно вытирал заранее приготовленными салфетками пальцы и сам член, каждый раз чуть опухший и потемневший, относил скомканные, спермой пропитанные салфетки в туалет — выбрасывал их в унитаз, тут же спуская воду…
А теперь никаких "пилоток" не было, и всё было не на картинке, а в реале — напряженный член Марата, маслянисто блестя в полумраке залупившейся сочной головкой, чуть подрагивал всего лишь в метре от глаз, так что Артём поневоле сконцентрировал внимание именно на нём… "нравится"?