Психиатры не добились от него ничего определенного. По всем признакам вроде нормален, но при этом есть какой-то легкий сдвиг, который, возможно, при определенных обстоятельствах или стрессе может заставить вести себя совершенно непредсказуемо. На это все и списали, тем более что авторитетные товарищи очень просили не раздувать и найти хоть что-нибудь. Из психушки ушло заключение со словами "возможно", "вероятно", "можно предполагать". А что с них взять, с докторов? Психиатрия — наука сложная, там не как в армии — либо да, либо нет. Но общий смысл был таков, что темной ночью уставший боец с перепугу потерял контроль над собой и принялся палить, что характерно для синдрома… . дальше шли нерусские фамилии и специфические термины. Короче, от испуга и стресса нежная психика дала сбой.
Женьку продержали в психушке полгода, после чего комиссовали и отпустили. Мать приехала его забирать. Женька впервые за долгое время вдохнул сырой весенний воздух и улыбнулся:
— Хорошо…
— Женечка, пошли, а то на поезд опоздаем. — потянула его мать. — Мы тут с документами долго провозились.
— Пошли, мам. Мы на вокзал сразу?
— Да, вещи там уже.
В поезде было пусто. Рабочий день, непопулярное направление, да и вообще не сезон. Во всем вагоне оказалось человек десять, а в их купе — только они одни. К вечеру все угомонились, прекратились хождения по коридору, проводница тоже перестала надоедать предложениями чая.
— Жень, давай спать. — предложила Анна.
— Давай.
Он достал с верней полки матрасы, постелил шуршащие простыни и раздевшись до трусов улегся. Мать легла прямо в халате, в котором ходила в поезде.
— Мам, да ты тоже разденься. Я отвернусь. — предложил Женька. — Нет же никого.
— Тоже верно… — она снова встала.
Женька отвернулся, слушая шуршание сзади.
— Можно уже?
— Да, поворачивайся.
Женька ворочался и не мог заснуть. Первая ночь на свободе после стольких дней жизни взаперти! Колеса постукивали, дребезжала плохо прикрученная панель на потолке, за окном проплывали фонари на маленьких станциях, отбрасывая машущие по стенам тени. Женька думал о себе и о матери. Каково ей пришлось, когда из-за его глупого поступка Денисов вынудил ее… И ведь ничего это не изменило! В смысле Денисов-то все равно продолжал его трахать! Только матери досталось. Ох, какой же я идиот! — думал Женька.
— Мам… — подал он голос. — Ты спишь?
— Нет… — чуть помедлив отозвалась она.
— Мам, я тут все думаю, думаю… Прости меня, мам…
— За что, Жень?
— Ну, за то что тогда лейтенанта ударил. А тебе потом пришлось…
— Ничего, Жень. Не жалко мне тех денег, еще заработаем.
Анна до сих пор с содроганием вспоминала, как Денисов с Кругловым переворачивали ее, трахая во все отверстия, но Женьке этого знать не нужно. А деньги — деньги действительно на фоне этого такая ерунда…
— Мам, не надо. — попросил Женька. — Я ведь знаю, что ты не только деньги отдала…
— Не только? А что еще?
— Себя. Он мне сам сказал.
— Кто?
— Денисов.
Она растерянно замолчала. Выходит, сын все знает?
— А что именно он тебе сказал? — Анну накрыл ужас, когда она представила, что лейтенант в красках расписывал сыну, как они ее, куда и сколько раз.
— Да ничего особенного, мам, никаких подробностей. — догадался Женька о ее страхах. — Сказал что ты деньги не все привезла и остальное отработала.
— Ладно, Жень, что уж теперь… Ты уже взрослый, все понимаешь. Главное, что все обошлось. — она сделала паузу. — А с чего вдруг он тебе это рассказал? Хвастался?
— Да нет, сравнивал… К слову пришлось.
— Сравнивал? С кем?
Теперь настала Женькина очередь помолчать, думая, говорить — не говорить.
— Понимаешь, мам… мы с ним тоже… В общем, я тогда его… в попу.