О чёрт, подумала я, поняв, к чему он клонит, но ещё не вполне сознавая, что это значит. Он оттащил меня от центрального шеста и поставил, очевидно, под одной из четырёх перекладин. Поводок покинул мой ошейник — лишь затем, чтобы через секунду смениться острой болью в моём левом соске, к которому прицепили массивный стальной зажим. Вскоре таким же образом был зафиксирован и правый сосок. Я заскулила в шар, заполнявший мне рот. Затем тихонько зажужжал моторчик, и я ощутила, как что-то тянет меня за соски.
Я двинулась вслед и вскоре обнаружила, что медленно описываю широкий круг, следуя за неустанным вращением сушилки. Вот мерзавец! Мне предстояло идти таким образом без конца, если я не хотела оторвать себе соски — зажимы причиняли сильную боль, и я знала, что они не соскочат без того, чтобы не причинить мне чудовищных мук. Дело осложнялось тем, что сушилка стояла на небольшом склоне, и это значило, что, идя под гору, мне предстояло двигаться быстрее — так как верёвки, тянувшиеся от перекладины сушилки к моим зажимам, натягивались сильнее.
— До скорого, Джен, — беззаботно сказал он и ушёл.
Смейся, смейся, подумала я, стиснув зубы. Я ещё придумаю для тебя что-нибудь особенное, мистер Эш.
***
Кажется, я ходила вокруг этой сушилки до самого вечера. Боль в сосках не отпускала ни на секунду, лишь притупляясь немного, когда я ускоряла шаг и старалась держаться ближе к верёвке. Помучившись некоторое время, я наконец привыкла и старалась поддерживать монотонный ритм движения против часовой стрелки. Размах перекладин сушилки был не настолько мал, чтоб у меня закружилась голова, но определённая внимательность всё же требовалась.
День — я решила, что сейчас уже за полдень — был тёплым и влажным. Меня терзал голод, так как я не ела с так называемого завтрака. С меня лил пот, пока я брела по кругу, словно осёл вокруг колодца или мельницы. Разве что осёл тянул бы за собой груз — в моём же случае таскаемым грузом была я сама. В пропотевшем мешке, обтянутом кожей, в который превратилась моя голова, сбегавшие со лба капли щипали глаза, и от обезвоживания мне всё сильнее хотелось пить. Через какое-то время я, видимо, перешла в своё состояние сабспейса, где боль наконец устихла и где я, отключившись от реальности, переставляла ноги бездумно и бессознательно.
Потом я начала спотыкаться — сперва редко, но постепенно всё чаще. С каждым неверным шагом зажимы злобно дёргали меня за соски, и боль вырывала меня из моего оцепенения. В который раз я попыталась дотянуться рукой до зажимов, но необходимость постоянно шагать крепко держала мои запястья у талии. Если бы я могла остановиться хоть на миг, то можно было бы поднять ногу и дать слабину наручной цепи, чтобы сорвать ненавистный зажим, но неумолимое движение вперёд не давало мне ни секунды покоя.
Не знаю, смотрел ли на меня в это время Эш и видел ли он, как заплетаются мои ноги. Знаю лишь, что внезапно я наконец-то догнала тянущие меня вперёд верёвки, и те повисли у меня над плечами и возле головы. Я остановилась, осознав, что меня мутит и что я вот-вот свалюсь в обморок. С меня сняли зажимы, безо всякой деликатности, и я не смогла сдержать приглушённого вскрика, когда кровь вернулась в соски, и они вспыхнули болью. Он отвёл меня обратно в дом, и я снова оказалась в своей тюрьме, где он снял наконец замок со шлема на моей голове. Я еле нашла в себе силы содрать его с головы и вытащить изо рта шар, чтобы доковылять наконец до душа и напиться.
Вода охлаждала кожу, которая, как я знала, была в плачевном состоянии, несмотря на все предосторожности в виде крема. Меня ждал ужин — холодные макароны и два банана — и я сожрала их мгновенно, прежде чем в изнеможении повалиться на кровать. Размышляя, какие ещё сюрпризы могут подстерегать меня во время таких прогулок…
*****
Глава 9
Вопреки моим ожиданиям, в отношении телевидения Эш сдержал своё слово… ну, почти. Мне не разрешалось смотреть что-либо самой. Он давал мне смотреть лишь записи, сделанные с общедоступных каналов. Этими каналами были только ABC и SBS — либо он смотрел только их, либо никакие другие у него не ловились. Подозреваю, что на самом деле он выбрал их из-за того, что передачи там не прерывались рекламой или новостями, которые ему пришлось бы отслеживать и вырезать. Казалось, он старался изолировать меня от всех изменений в окружающем мире, и это пугало меня, учитывая возможные последствия через долгий срок. В итоге я смотрела лишь костюмированные драмы и зарубежное кино, но и таким поблажкам я была более чем рада.
Куда больше мне не нравилась депрессия, которая наступала, когда по каким-то причинам меня лишали этих поблажек. Он погружал меня в ещё более глубокую зависимость от себя… более тонкую, на уровне условных рефлексов, бороться с которыми было очень трудно. Изначальный режим "кнута" сменили "пряники" , которые могли в любое время исчезнуть. Он укоротил цепь моего ошейника так, чтобы я не могла дотянуться до телевизора, рядом с которым он обычно клал пульт. Однажды он забыл пульт на кровати, и я смогла посмотреть один и тот же фильм дважды. В наказание за это он выпорол меня, а затем оставил в темноте, без книг и телевизора. За это время я, казалось, постарела лет на шесть, оплакивая свои маленькие радости, которых меня лишили.
Не знаю, сколько прошло времени, пока однажды утром (?) он не пришёл и не сказал, что я могу совершить прогулку. Это застигло меня врасплох, и сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди. С тех пор, как я робко затронула этот вопрос, речь о нём более не заходила. Но, как обычно, Джен ничего не доставалось просто так. По традиции, Эш снова использовал меня для насильственного секса. Я, конечно же, не могла сопротивляться, и изо всех сил старалась скрыть любую положительную реакцию на такое обхождение. Но порой это было довольно сложно. За время моего плена он использовал меня таким образом раз двадцать-тридцать. Лишний раз не играл особой роли — с каждым разом отвращение моё всё слабело, а тело моё всё чаще отвечало взаимностью. Такие желания тела, в то время как разум с негодованием отвергал подобное, беспокоили меня.
На этот раз он, не снимая с меня цепей, поставил меня на колени под короткой стальной распоркой, свисавшей с потолка параллельно полу. В моём рту снова оказался мягкий резиновый шар, а на голове — смирительный шлем… видимо, в этой части мира для следящих за модой пленниц без них было никуда. Затем он пристегнул мои наручные браслеты к распорке, и я ощутила, как под стрекотание лебёдки поднимаюсь вверх. Цепи, соединявшие лодыжки с запястьями, всё натягивались, звеня в кольцах пояса, пока мои ступни понемногу приближались к ягодицам. Я продолжала подниматься вверх, слегка наклоняясь вперёд, и запястья над моей головой поднимались всё выше. Затем я остановилась. Это была не самая неудобная из поз — основной вес приходился на лодыжки, хоть я и старалась снять часть нагрузки руками.
Я висела во мраке, гадая, долго ли мне придётся пробыть в таком виде. Внезапно, без предупреждения, меня крутанули на верёвке. В темноте, под шлемом, ощущение было не из приятных. Я схватилась за распорку, к которой были прикованы мои руки — будто я могла каким-то образом сорваться оттуда. Я протестующе замычала в резиновый шар, удерживаемый кожаным шлемом, но безрезультатно. У меня закружилась голова, и я с ужасом представила, как меня тошнит в запечатанный шаром рот. Вдруг сильные руки, схватив меня, резко остановили моё вращение. Меня всё ещё мутило, но Эш уже начал лапать меня. Он стоял позади, прижимаясь ко мне и забавляясь с моими грудями, тиская и поглаживая их до тех пор, пока соски не затвердели. Тогда он начал щипать и выкручивать их, пока я взвизгивала сквозь кляп.
Затем его руки двинулись вниз, ласками нащупывая себе дорогу, прокрадываясь в святая святых и вызывая ощущения, с которыми я не могла бороться. Я начала извиваться в своих цепях, и дыхание моё участилось, покоряясь неуправляемым спазмам удовольствия, которые посылало моё тело. Я поняла, что приближаюсь к финалу, и обнаружила, что бессознательно подаюсь навстречу пальцам, которые так успешно ломали мою волю и подрывали мою решимость быть стойкой и сильной.
Одна рука проникла мне сзади между ног. Сунув пальцы во влагалище, Эш потянул его на себя, в то время как пальцы другой руки с силой натирали мне клитор. От волны удовольствия я содрогнулась, и из горла вырвался стон. Где-то между ног зародилась жаркая волна, и остановить её я уже не могла. Задыхаясь, я готовилась к оргазму, когда вдруг пальцы исчезли, и вместо этого его руки схватили меня за бёдра.