***
Старый тюремщик совершал обход тюрьмы, когда его внимание привлекли отчаянные женские крики. Он всю жизнь проработал в Азкабане — он и состарился среди этих холодных каменных коридоров и грязных вонючих камер. Тюремщик считал, что за эти годы видел все возможные ужасы и извращения, творившиеся среди узников.
Но когда он осторожно заглянул в камеру 101, то понял, что судьба подкинула ему очень волнующее зрелище под конец жизни. Тюремщик сам не заметил, как приспустил рваные штаны и стал бешено дрочить вставший член. В его возрасте немногое ещё было способно вызвать у него стояк, но сейчас он наблюдал самую извращённую сцену в своей жизни.
Джинни Уизли стоит на четвереньках на грязном полу камеры. Люциус Малфой, сильный, подтянутый и безжалостный, грубо насилует её, втыкая то в пизду, то в очко длинный хуй. Джинни содрогается от каждого толчка коварного мага. Она то утыкается лицом в пол, почти теряя сознание, то вскидывает голову и испускает протяжные вопли боли и удовольствия. В промежутках она ещё умудряется считать фрикции Люциуса и выкрикивать пошлые стишки про себя саму.
— Мне без ёбаря никак, жопа — как британский флаг! Раз, дваааа! — Джинни срывается на крик, потому что Люциус с хриплым возгласом начинает спускать. Горячая сперма заполняет влагалище рыжей гриффиндорки, и с каждой её каплей зуд и жжение в гениталиях Джинни становятся невыносимей.
Люциус отталкивает её, и Джинни падает — теперь она извивается на полу, трахая себя в пизду ладонью — всеми пальцами сразу. С губ Джинни срываются безумные отрывочные слова: "Кончить! Контракт… Кончить… Жжётся… Кончить! Пожалуйста!" Её глаза так выпучены, что готовы выскочить из орбит, и она рискует порвать свою вагину собственной рукой.
— Уф, — Люциус вытирает пол со лба. — Ты даже меня утомила, Уизли, а хочешь ещё? — с насмешкой говорит старший Малфой. — Ладно, валяй, раз уж ты такая ненасытная.
Джинни снова кричит, и теперь она вгоняет в свою пизду весь кулак — он по запястье проваливается в её измученную дырку. Когда она выдёргивает кулачок, тонкая струйка орошает пол под ней, выплёскиваясь вместе со спазмами влагалища Джинни. Постепенно спазмы и стоны слабеют, и рыжая гриффиндорка без сил замирает на холодных камнях. Между её ног расплывается пятно мужской и женской кончи.
— Раз — два — три — четыре — пять — Джинни выебли опять, — шепчет она.
— Рифма очень банальная, Джиневра, — комментирует Люциус, но Джинни уже не слышит его — она в глубокой отключке.
Рядом с ними разворачивается другое изнасилование.
— Грязнокровочка, — шепчет Беллатриса Лейстрендж в ухо Гермионы, наваливаясь на неё своим рыхлым белым телом. — Сначала было нелегко засовывать в тебя дракопупсика… — с этими словами она снова глубоко вгоняет страпон в задницу Гермионы. Каждый раз при этом Гермионе кажется, что в её заднем проходе будто прокручивают напильник, но по крайней мере эти фрикции снимают чудовищный магический зуд.
— А теперь его нелегко вытащить! Объяснишь это, грязнокровочка? — смеётся Белла, резко, с чавканьем выдёргивая страпон из очка Гермионы. Тут же зад гриффиндорки начинает терзать чёрномагическое жжение. Анус Гермионы пульсирует и не может закрыться, требуя нового грубого насилия, будто прося снова заполнить его до грани разрыва.
— Мадам Лейстрендж, пожалуйста… — наконец-то Беллатрисе удаётся выбить из Гермионы мольбу. — Вставьте мне! Затрахайте меня!
— Мне нравятся такие слова, грязнокровочка, но я же чувствую, что они не от сердца, — вкрадчиво говорит Беллатриса, неглубоко вставляя головку дракопупсика в анус Гермионы. — Повторяй за мной. Ты — грязнокровная сука.
— Я — грязнокровная сука… — повторяет Гермиона и стонет, когда резиновый член снова заходит в её попу.
— Ты обожаешь мою пизду.
— Я обожаю вашу пизду… — поддакивает Гермиона. Она думает не о словах, а о толстом члене в своей заднице.
— А мою попу — ещё больше.
— А вашу попу — ещё больше… — вторит Гермиона между стонами.
— Ты хочешь, чтоб я зашила тебе пизду, а потом ебала в очко, пока оно не треснет.
— Я хочу… зашейте пизду… ебите пока не треснет… — бормочет Гермиона в полубреду, сама не понимая, что говорит.
— Ты хочешь, чтоб я сделала то же с твоей подругой-шлюшкой.
— Нет, — в глаза Гермионы возвращается искра сознания. — Нет, не хочу! — более уверенно повторяет она.
— Забавно, — говорит Белла, слегка потрахивая жопу Гермионы мелкими частыми движениями, — сама ты на всё согласна, а её жалеешь больше себя? — Беллатриса указывает на Джинни, простёртую на полу.
"Просто я выдержу больше, — отрывочная мысль вспыхивает в голове Гермионы. — Но не намного больше".