— Ладно, Мерлин с тобой, — улыбается Беллатриса, уверенно продвигая член в заднем проходе Гермионы. — Кончай, шлюшечка.
И Гермиона кончает. Её анал так пульсирует и сжимается, что гриффиндорка чувствует каждый миллиметр шипов на члене Беллатрисы, но эта боль только усиливает и без того болезненный бурный оргазм.
Когда Белла выходит из Гермионы, у той ещё остаются силы подползти к Джинни и только рядом с ней лишиться чувств.
— Слабая дрянь, — немного обиженно фыркает Беллатриса. — У меня оставалось ещё столько интересных идей!
За решёткой камеры старый тюремщик пыхтит и кряхтит — он онанирует с такой энергией, что рискует заработать мозоли на ладони или сердечный приступ. В глазах у него темнеет, и он хватается рукой за прутья решётки, чтобы не упасть, другой рукой продолжая надрачивать себе.
Наконец его член выплёвывает скупые капли старческой спермы. Некоторое время тюремщик стоит, переводя дыхание, а потом быстро удаляется по тёмным коридорам, оставляя затраханных до бесчувствия гриффиндорок со своими мучителями.
***
Над северным морем и страшным Азкабаном село закатное солнце. Крики и всхлипы в камере 101 смолкли с приходом ночи, и теперь каждый её узник был занят своим.
Беллатриса Лейстрендж, довольно мурлыкая под нос, покручивала между пальцев свой тёмный сосок, а другую руку опустила между ног к мокрой щёлке, поглаживая свой набухший клитор.
Люциус Малфой отрешённо смотрел в зарешеченное окно, в последний раз прокручивая в голове все планы.
Гермиона и Джинни спали. Спали голые на холодном полу тюрьмы, в обнимку — каштановая голова к рыжей, согревая друг друга теплом тел. Если бы их увидел кто-то другой, менее пристрастный, чем Люциус и Беллатриса, он бы, возможно, залюбовался.
Их тела покрыли синяки, царапины, пятна спермы и непристойные тату; их глаза опухли от слёз, а губы были искусаны в кровь; их влагалища стали воспалёнными щелями, а анусы — разбитыми дырками. Но в глубоком сне Гермиона и Джинни выглядели так же мирно и невинно, как до начала кошмара с маховиком времени и рабским контрактом.
К несчастью, им недолго оставалось отдыхать во сне, потому что на них обратил внимание не кто-то другой, а именно Беллатриса Лейстрендж.
Сумасшедшая ведьма склонилась над рабынями, и влажными от собственных выделений пальцами коснулась их кожи.
— Лююциус, — манерно протянула она, — у шлюх на правых плечах по новой татушке: "Сраколизка".
— Ну, это же правда, — отозвался Малфой-старший. — Чем ты опять недовольна?
— Но Лююциус, — капризно сказала Белла, — тут не написано, сколько конкретно срак они вылизали! А как же точные подсчёты?
— Беллатриса, подсчёты подсчётами, но забивать их татуировками с ног до головы тоже не в моём стиле. Они же бляди, а не вокалистки рок-группы "Ведуньи" , — недовольно отмахнулся Люциус. — Будь любезна не лезть с глупостями, я обдумываю наш побег, между прочим.
Но есть три существа на свете, которых нельзя остановить — обезумевший дракон, обезумевший василиск и вечно безумная Беллатриса Лейстрендж. На цыпочках она приблизилась к старшему Малфою.
— Но Лююциус, — просюсюкала она, — на них точно поместится ещё одна татушка, и я даже знаю, какая… — и Белла зашептала что-то сокамернику на ухо.
— Ты спятила, — резюмировал Люциус. — Хотя это не новость. Потом, ты их не разбудишь сейчас, — добавил он не так уверенно.
— Небольшая порка любого разбудит! — рассмеялась Белла. — Мне ведь Нарцисса рассказывала, как ты умеешь обращаться с кнутом. Да-да, я знаю постельные тайны Малфоев! Только с этими тварями ты можешь себе позволить намного больше, чем с моей сестрой!
— Умеешь искушать, Белла, — вздохнул Люциус. — Надо будет объяснить Нарциссе, что некоторые вещи не надо обсуждать вне семейного круга. Что ж, у нас ещё есть пара часов до самой глубокой ночи…
Он встал, и с кончика его палочки свесилась тонкая длинная полоска кожи.
***
Удар вырвал Джинни из забытья. Она вскочила с криком от обжигающей боли в спине.
Люциус и Беллатриса возвышались над ней, сильные и безжалостные, и Джинни знала, что они могут сделать с ней всё, и она ничего не сможет с этим поделать. Люциус снова замахнулся кнутом, и Джинни зажмурилась — но этот удар пришёлся на спину Гермионы, оставив кровавую полосу.
Белла расхохоталась в лицо перепуганным девушкам:
— Кто рано встаёт, тому Моргана даёт! Хотя нет, это же вы всем даёте, грязнокровные пёзды!
— Если вы ещё не насытились, мистер Малфой, можно было и просто нас разбудить, — бесстрастно сказала Гермиона, морщась от боли в спине. Сон вернул ей силы, и на мучителей она смотрела довольно спокойно — со спокойствием глубокого отчаянья.