На следующий день состоялась игра "Зарница" для малышей и завершилась для меня очень необычным образом.
Заключалась она в следующем: детям пришивали бумажные погончики на плечи, в нашем лагере зеленые, у противников синие, и они должны были их срывать. Тот, у кого не было одного погончика, считался раненым, без двух погончиков ребенок считался убитым. Мы были посредниками и должны были выводить убитых и раненых из игры.
Для старших все получилось отлично, игру всерьез никто не воспринял. Синие девушки кокетничали с зелеными юношами. Наши девушки тоже не упускали свеженьких парней. Погончики срывали по обоюдному согласию! Совместные танцы потом устроили.
У малышей все закончилось драками, причем девочки дрались яростнее мальчиков. Что-то в этом роде Вика предвидела, мы пригласили в посредники еще и футболистов. Но здоровенные спортсмены едва успевали разнимать детишек, а маленькую Вику попросту избили.
Когда я Вику нашел, раны ей уже обработали. Плечо было залеплено пластырем, царапины замазаны зеленкой, под глазом набухал синяк. Она прижалась ко мне, расплакалась и четко сформулировала шепотом все, что ей требовалось для компенсации обиды:
— Мы всех игнорируем, ты отнесешь меня на озеро, и там я стану женщиной!
Я с ней согласился, но уговорил пройти два километра пешком. Вика кипела от обиды на весь мир. Пришли на озеро, искупались, легли рядом, и я отказался делать ее женщиной. Она была совсем крохотной, явно этого боялась, хотя и хотела. От новой обиды на глазах показались слезинки. Потом она вдруг улыбнулась.
— Я без тебя обойдусь — спокойно сказала она.
— Это как?
— А вот так!
Вика меня поцеловала, помяла мой член, убедилась, что он достаточно твердый, залезла на меня, примерила, куда его надо воткнуть.
— Если будет больно, кричи, — грустно улыбнулась она и решительно опустилась. Сразу после этого она повалилась на меня, горько расплакалась, и, всхлипывая, прошептала:
— Сереженька, это же неимоверно больно! Я ожидала, что будет больно, но чтобы так больно! Мне, наверное, еще рано становиться женщиной.
Конечно, на этом мы задержались. Вика полежала на мне, слезки измочили мою шею. Я хотел вынуть член, но она попросила его оставить, только не двигать. Всхлипывая, она пояснила, что должна привыкать к новым ощущениям.
Потом она осторожно села. Я посмотрел на женщину, у которой я стал первым мужчиной. Лицо у нее было в пятнах зеленки и в слезах. Под глазом уже наливался солидный синяк. Но я Викой любовался.
— Буратинка, ты прелесть!
— Дурочка я, к тому же набитая, знаешь, как глаз болит! Про остальное я и не говорю, — улыбнулась Вика сквозь слезы.
— Прелесть, какая дурочка, — согласился я.
Когда она осторожно приподнялась и легла рядом, я девочку осмотрел. На влагалище и бедрах оказалось несколько капелек крови. Вика посмотрела на мой член, он был невероятно возбужденным и тоже немного испачкан кровью.
— Я примерно знаю, что делать. Ты просто лежи спокойно.
Она обхватила член ладошкой и осторожно стала двигать. Опыта у нее явно не было, член иногда выскакивал из ладошки, движения сначала были слишком медленными. Потом она приспособилась и сама почувствовала нужный ритм. Я наслаждался, глядя на серьезное личико. Вика довольно засмеялась, когда из меня вылетела струйка и сказала:
— Пойдем, помоемся.
Я отнес Вику в озеро и аккуратно помыл, пока мы целовались. Потом мы протерли друг друга полотенцами и прижались, чтобы согреться. Я ласкал Викины сосочки, она шепотом размышляла:
— Неделей раньше я и не собиралась лишаться девственности. А, что это с тобой произойдет, и в кошмарном сне представить не могла. Только не думай, что у нас любовь. У тебя первая любовь была Таня, первой женщиной Настя, с Юленькой шуры-муры тоже возникли. Ты у меня только первый мужчина. Первой любви у меня еще не было. И не думай, что я жалею о том, что случилось. Я и не ожидала, что ты таким ласковым окажешься.
Тут я ее прервал. Я очень нежно сжал грудки ладонями, и спросил:
— А почему ты называешь эти прелести сиськами?
— Тебе этого не понять, ты большой, а я маленькая! У меня комплекс неполноценности. Я же видела Танькины груди, а уж с Настиными мои пупырышки сравнивать нечего. Когда скажешь сиськи, кажется, что они больше.
— Ты прелестная дурочка, — сказал я, — они же у тебя неимоверно красивые! В точности по твоей фигурке. А сосочки у тебя больше, чем у Насти.
— Правда, больше? — обрадовалась Вика.
Потом мы собрались и, обнявшись, пошли домой. Вика выглядела очень довольной и веселой, обзывала меня развратником и насильником. Она всячески дурачилась и дорога у нас заняла намного больше времени, чем обычно. Иногда я нес девочку на руках.