Рипли резко отвернула голову. Она не знала, что сказать, но Эни не унимался.
— Давай поцелуемся! Давай поцелуемся! — он выкрикивал это со всей страстью ребенка, не желающего мириться отказом. Не желающего даже слушать о каком-либо отказе.
— Вы — монстры! — вдруг выкрикнула женщина. Ей было горько, страшно, неприятно произносить эти слова, на глаза навернулись слезы, но она все равно еще раз сказала это:
— Вы монстры! Эти мерзавцы ученые изменили вас, превратили из мох детей в каких-то чудовищ, а то, что вы творите — это просто отвратительно!
Эни в ответ буквально взорвался.
— Я так и знал, — завизжал он. — Ты нас не любишь! Не, любишь, да? Так ведь? Ну-ка, мамочка, поцелуй меня, по-настоящему, покажи, как любишь своего сына. А если нет, — он нахмурился, — наш песик перережет тебе глотку.
Песик? О ком он говорит? Рипли непонимающе завертела головой.
И тут хвост Чужого, увенчанный множеством бритвенно-острых лезвий, оказался возле ее горла.
Женщина чуть не подавилась собственной слюной. Еще несколько мгновений назад она думала, что готова умереть, только бы избавиться от этого кошмара, этого стыда и позора, чтобы больше не ощущать, что висит голая, с раздвинутыми ногами перед собственными детьми. Но стоило смерти приблизиться, из мыслей воплотиться в реальность, как ей тут же отчаянно захотелось жить.
Эни наклонился над ней. Молча. Посмотрел в глаза. Нагнулся ниже и коснулся губами ее губ, легонько, неумело, просто ткнулся ртом в ее рот. Рипли чудом заставила себя не отворачиваться. Может, на этом все закончится?
Не закончилось.
Эни высунул кончик языка, раздвинул ее губы, лизнул их и начал просовывать язык глубже в ее рот. Чуть прикусил ее губу, стараясь изобразить настоящий, как он это понимал, поцелуй. Похоже, парнишка возбудился.
Тут чужой еле слышно заворчал, а лезвия на хвосте чуть сильнее прижались к ее горлу. Рипли напряглась: неужели он еще и будет контролировать, как она целуется с собственным сыном? Эни, тем временем, становился все требовательнее, он уже отыскал ее язык и облизывал его, старался захватить губами, втянуть к себе в рот. Волей-неволей Рипли пришлось подчиниться. Она давно не целовалась и как будто училась теперь заново, и ее поцелуй становился все более страстным.
— Давай, пацан, — на весь зал раздался голос Обэнона. — Рипли, покажи ему, как целуются взрослые тетки, чтоб у него хуй тверже стоял.
Тут подскочил Рон. Он грубо схватил маму за волосы, рывком развернул к себе и тоже впился в ее губы поцелуем. Рипли ничего не оставалось, как ответить.
Она сосредоточилась на губах Рона, на том, что инопланетное чудовище в любой момент может перерезать ее горло, но тут к ее ощущениям добавилось нечто новое и совершенно неожиданное. Пока Рон целовал ее, маленькая ладонь Эни скользила по грудям и животу, размазывая теплое молоко, и двигалась все ниже и ниже. Мальчик вновь припал губами к соску и принялся ласкать его, но рука не останавливалась.
Рипли хотела закричать, велеть ему прекратить, но вовремя сообразила, что это — самый верный способ остаться без головы. А ладонь ее сына, наконец, нашла дорогу в пизду и принялась тереть мокрую бесстыдно выставленную напоказ дырку.
Женщина едва сдержала стон. Ей одновременно было приятно и неимоверно, потрясающе, чудовищно стыдно. Стыд, страх, удовольствие смешались в невероятный коктейль, будоражащий, пьянящий, толкающий ее в бездну безумия.
Ладонь Рона действительно была маленькой. Он и сам по сравнению с мамой был не так уж и велик: всего лишь маленький мальчик рядом со здоровенной, отменно тренированной мускулистой теткой. Но прикосновения его руки невозможно было игнорировать, даже несмотря на то, что Рон не имел никакого представления о том, как доставлять удовольствие женщинам, и просто тер мамину пизду, водил ладонью вниз-вверх, привыкая к новым ощущениям, знакомясь в этой дыркой на ощупь и размазывая по ней молоко.
— Еби свою маму, — сказал в микрофон Обэнон, продолжавший смотреть на то, что происходит в зале. — Сунь ей руку в пизду, а то ксеноморф ей туда так ничего и не засунул, и ей, наверно, обидно. Рипли, раздвинь ноги пошире, чтобы твоему мальчику было удобнее знакомиться с маминой пиздой.
Рипли словно разорвалась внутри себя на несколько частей. Одна часть мечтала убить всех, кто ее окружает, она ярилась от необычайной злости. Другая мечтала умереть сама, и чем быстрее, тем лучше, потому что стыд никак не мог ее прикончить, она готова была провалиться сквозь землю, но это приводило только к тому, что стыд становился все сильнее. Третья… Третья едва нашла в себе силы признаться себе самой, что ей приятно, и наслаждалась и беспомощностью, и чудовищной извращенностью ситуации.
И никто не мог сказать, какая из трех Рипли имела лучшие шансы на победу.