С того дня Юрка стал регулярно пропадать в каюте капитана.
Жизнь Никиты на судне как-то устаканилась. На его задницу больше ни один человек не покушался. Оно и понятно: никакой конкуренции с гиперсексуальным блондином он не выдерживал. И не только потому, что Юрка был красивее. Просто тот был, к тому же, несколько женоподобен. А у Никиты была внешность нормального мужика, никакой хрупкости и изящества.
В Гельсингфорсе Никита отметил свой семнадцатый день рождения. Во время стоянки Юрку ненасытные матросы всё-таки отпустили, и они вдвоём с Никитой два дня к ряду бродили по городу — за границей оба были в первый раз. Город Никите понравился, хотя он совсем не соответствовал своему резковатому и грозному названию, оказавшись аккуратным и тихим европейским городком.
Ещё одна приятная неожиданность ожидала здесь Никиту: ему выплатили жалование за первую половину пути. Видимо, капитан хотел дать матросам возможность купить что-то за границей. Но Никита ничего тратить не стал. Узнав в Архангельске, что такое голод, он стал очень бояться безденежья.
На обратном пути снова проходили через Выборг, где запланирована была трёхдневная стоянка. Опершись на борт, Никита и Юра смотрели на приближающуюся старинную крепость.
— Не желаешь вернуться на своё прежнее место? — с улыбкой спросил Никита.
— Уже подумываю об этом иногда, — наморщив нос, ответил блондин. — Но пока ещё рановато. Вот через месяц, когда до Архангельска дойдём, я думаю, они меня совсем укатают. Тогда и сойду.
— Ну, как знаешь. Покажешь мне город сегодня? Ты здесь всё-таки жил столько:
— Не-е, я сегодня в город не пойду. Вся команда в увольнение идёт, а я хочу остаться здесь и отоспаться как следует.
— В объятиях капитана? — ехидно спросил Никита.
— С ним, пожалуй, отоспишься, — хмыкнул в ответ Юрка.
В одиночестве Никита отправился бродить по городу.
Сперва он по старой памяти навестил кабак, где познакомился с Юркой. Затем пошёл на рынок у "Толстой Катьки" — так местные жители называли приземистую круглую башню недалеко от набережной. Торговый день был в самом разгаре, и народу на рыночной площади хватало. Никита ничего покупать не собирался, но кошелёк с выданным в Гельсингфорсе жалованием с собой захватил — ему приятно было ощущать эту тяжесть в кармане. И чуть за такую радость не поплатился.
К счастью, ощущение тяжести и спасло его от очередной полосы безденежья: в какой-то момент Никита почувствовал, что кошелёк перестал оттягивать карман, и в последний момент успел схватить за шиворот чумазого пацана лет двенадцати, в загребущие руки которого перекочевала никитина собственность.
— Ай, дяденька, пустите! — заверещал тот.
Кошелёк, звякнув, упал на землю. Никита поднял его свободной рукой, но воротник пацанёнка не выпустил. Тот верещал и извивался, словно уж. Вокруг стал собираться народ. В чём дело, люди поняли сразу, и Никита удивился тому, как озлобленно рыночный люд накинулся на пацана. Видно, воровство в торговых рядах всех уже порядком достало.
— Вот ведь паршивец, а? Такой маленький, а уже в уголовку метит!
— В участок его сдать, и все дела!
— Уши ему надрать хорошенько!
— Щас мы тя быстро пристроим, рожа бандитская!
Опешивший от такой агрессии Никита всё ещё держал пацана за ворот, а тот только тихонько и испуганно хныкал:
— Отпустите, дяденька:
Кто-то позвал полицию. Рослая фигура полицейского, выросшая за чужими спинами, раздвинула плечом толпу:
— В чём дело, граждане? Что за шум!
— Да вот, господин полицейский, мальчишка кошелёк украл. Беспризорник, наверное, — выкрикнул какой-то хлыщ из толпы.
И тут Никита вышел из ступора.
— Ничего он не украл! — вдруг неожиданно для самого себя заявил он. — Я его знаю. Мы просто поссорились.
— Как же не украл?! — возмутилась торговка рядом.
— Ничего он не украл!! — снова гаркнул Никита. — И он не беспризорник. Я знаю, где он живёт. Я его сейчас к родителям отведу!
И с этими словами Никита вместе с пацаном стал пробираться через толпящийся народ к краю рынка. Толпа ревела и возмущалась, но остановить их никто не решился. Полицейскому, видимо, тоже неохота была разбираться, и он позволил им беспрепятственно покинуть место происшествия. Как только они завернули за угол, оставив позади озлобленных торговцев, Никита выпустил воротник пацана.
— Ладно, парень, давай вали отсюда, пока цел, — он развернулся и зашагал прочь по улице.
Спустя пять минут он обернулся и с удивлением увидел всё того же пацанёнка, следующего за ним на некотором удалении.
— Тебе чего?
— Ничего, — ответил тот, словно бы даже обидевшись на такой вопрос.
— Ну, так иди отсюда!
Никита зашагал дальше. В конце улицы он снова обернулся. Пацан по-прежнему был тут.