Только когда в комнате заметно стемнело, я осознал, что день подошёл к концу.
Парня всё не было. Мои руки и ноги затекли и болели, челюсть уже несколько раз сводило судорогой, и я был готов уже на всё что угодно, налюбые унижения, только бы меня отвязали от этой злосчастной кровати. К тому же меня терзал голод — я ничего не ел со вчерашнего вечера — и мочевой пузырь начинал напоминать о себе всё более настойчивым образом.
За это время я так и не смог придумать, как освободиться. Если ещё и была какая-то надежда ослабить стяжки, крепившие цепи к кровати, то до них я попросту не мог дотянуться. Расстегнуть одной рукой карабин, крепящий к цепи наручный браслет, было также невозможно — я чуть не вывихнул себе руку, пытаясь это сделать. Ну а позвать на помощь я тем более не мог — мало того, что ближайший дом находился на расстоянии нескольких сотен метров, так ещё и самые мои истошные вопли, проглоченные кляпом, превращались в какой-то жалкий скулёж.
Лёжа и глядя в потолок, думал о том, что может сделать со мной мой мучитель. Образы, возникавшиев моём сознании, были один другого безрадостнее и мучительнее. Парень явно был настроен на долгие забавы с так удачно свалившейся ему в руки игрушкой. Я вспомнил его руки, крепко державшие мои затянутые в чулки ноги, вспомнил его член, безжалостно таранивший и раздиравший меня изнутри. А ведь наверняка он на этом не ограничится. Я вспомнил давешнюю блондинку на экране, и мой член, словно только и ждал этого, зашевелился и начал наливаться кровью. Перед глазами так и стоял её полный зад, колыхавшийся от толчков насильника, её груди, мотающиеся туда-сюда, её искажённый в беззвучном крике рот, надёжно запечатанный кляпом. Мой член вновь стоял и требовал разрядки. Но толку от него для меня было столько же, как и для той блондинки — нашим мучителям нужны были только наши отверстия, и наши собственные потребности никого из них не интересовали.
Впрочем, это было уже давно — опавший член уже несколько часов как сиротливо лежал на боку. Но этот приступ внезапного возбуждения меня беспокоил. Может, я и есть та самая сучка, про которую говорил парень? Может, мне и правда не надо ничего, кроме члена в собственной жопе? Но, вспомнив работу, родителей, коллег и друзей, я с отвращением отбросил эту мысль. В конце концов, я нормальный человек, пусть и с лёгким бзиком на почве самосвязывания. Бзики бзиками, а уж такого обращения, какое я получил сегодня утром, я точно не заслужил. Так что пустьграбитель приходит — наверняка он рано или поздно сделает что-нибудь не так, и я смогу наконец освободиться.
Наконец, когдауже почти совсем стемнело, он вернулся. Я увидел, как калитка снова отворяется, и он входит ко мне во двор — уверенно, спокойно, никуда не спеша. Сумка по-прежнему висела у него на плече. Он пересёк двор и черезнекоторое время опять оказался у меня в спальне, усмехаясь и глядя, какя смотрю на него снизу вверх.
— Привет, сучка, — добродушно сказал он. — Ждала меня?
На всякий случай я кивнул и тут же возненавидел себя за это — он даже не посмотрел в мою сторону, вместо этого занявшись сумкой. Поставив её на стул, он начал извлекать оттуда предметы, при виде которых я начал покрываться холодным потом — плеть, стек, зажимы для сосков, верёвки, цепи и бог знает что ещё. Парень явно знал толк в садомазо-тематике, и явно готовился пустить в ход каждый из выкладываемых на журнальный столик предметов. Последним он достал мой ноутбук.
— Решил не продавать твою технику, — сказал парень, разворачивая шнуры и подключая ноутбук обратно. — Уж больно хорошее кино у тебя там. Правда, баб слишком много. Но это тебе, пожалуй, на пользу. Учишься, наверно, у них, как быть настоящей сучкой. А, сучка?
Я обречённо кивнул. Действительно, какой ещё вывод можно было сделать постороннему человеку из всей этой ситуации.
— Впереди у нас длинная ночь, — сказал парень. — Ты этому рада, сучка? Заждалась своего хозяина? Хочешь, чтобы он выебал тебя во все дыры?
Я кивал после каждой фразы — презирая себя за это, ненавидя себя за это, но не видя изэтой ситуации никакого другого выхода.
— Выебу, выебу, не сомневайся. Твоя жопа ещё никогда такого не видела. — С этими словами он подошёл ко мне, и я увидел, что он уже возбуждён. — Я тут у тебя поживу маленько, уж больно у тебя тут хорошо. Но учти, сучка — малейший выебон, и ты получишь такой пизды, что пожалеешь, что вообще на свет родилась.
Он достал из кармана ключ и отомкнул замок на моём правом браслете. Моя рука оказалась свободна. Я опасливо прижал её к груди — она слушалась меня с трудом, будто принадлежала кому-то другому. Обойдя кровать с другой стороны, парень отцепил карабин от левого браслета и освободил мне вторую руку.
— Сядь, — приказал он мне, и, когда я с трудом подчинился, добавил, — руки за спину.
Я выполнил приказание. В любом случае руки затекли настолько, что даже если бы ноги и не оставались прикованными, я бы не смог совладать с парнем. В руке у него уже была одна из злополучных стяжек, и ею он быстро сцепил мои руки браслетами вместе. Затем он отцепил мне ноги и точно так же притянул их друг к другу второй стяжкой. Теперь я был связан по рукам и ногам и был так же беспомощен, как и прежде — но теперь хотя бы в другой позе, и я с наслаждением, если это слово можно было употребить в такой ситуации, начал сгибать и разгибать затёкшие конечности. Сев на край постели, парень подтащил меня к себе и сбросил мои ноги на пол — теперь мы сидели рядом, будто старые приятели. Не считая, конечно, того, что один из приятелей был связан и во рту у него торчал кляп.
— Хорошая сучка, — сказал парень, похлопывая меня победру. — Я люблю таких стройных, покорных сучек. С голенькой писькой и узенькой жопкой. Хочешь, чтобы мой хуй приласкал твою узенькую жопку?
Очередной кивок головой против воли.
— Ишь, какая горячая. Нет уж, для начала надо и меня приласкать. Тебе же понравился мой хуй, правда?
Кивок. Я начинал догадываться о том, что сейчас произойдёт.
— Но для этого надо вытащить тебе кляп изо рта, иначе у нас ничего не получится.
Да тебе и самой он уже надоел, правда?