В тот вечер он пришёл уже пьяным — настолько, что даже не стал пытаться меня насиловать. Не знаю, где он был и что ему говорили, но таким злым и взбешенным я не видел его ещё ни разу. Отвязав меня от кровати, он доведённым до автоматизма движением сцепил мне стяжками руки и ноги, после чего бросил на пол и начал просто-напросто бить. Бил изо всех сил, куда придётся, поминутно матерясь и угрожая кому-то. Свернувшись в клубок и проглатывая крики боли, я думал только о том, чтобы он не попалмне в голову и не повредил никаких внутренних органов.
Наконец он вымотался. Пошатываясь, он дотащил меня до спинки кровати и привязал кней прямо поверх рук, не заботясь тем, чтобы пропустить верёвку подмышками для надёжности. Да и всё равно я не смог бы вырваться — связал он меня так туго, что перехваченные в бицепсах руки тут же начали неметь. Расстегнув штаны и помочившись мне прямо на лицо, он вяло выругался ещё раз, кое-как стащил с себя одежду и повалился на кровать.
Через несколько минут в комнате уже раздавался его пьяный, тяжёлый храп.
*****
— Конечно, понравилось. Я помню, как ты текла. Так и давилась от жадности, заглатывая мой хуй. Так и подмахивала, когда я долбил тебя в сраку. Именно так и должна себя вести настоящая сучка. Как животное. Которому нужен только хозяйский хуй. Впрочем, — помолчав немного, продолжал он, за животными тоже надо ухаживать. Ты же хочешь, чтобы хозяин тебя помыл, покормил, дал поссать и посрать?
На этот раз совершенно искренне я кивнул. — Конечно, хочешь. Ладно — вела ты себя хорошо, так что заслужила. — Он подошёл и начал отвязывать меня от кровати. — Но только рук я тебе неразвяжу, ты уж как хочешь. Ты, конечно, и с развязанными никуда от меня не денешься, но такбудешь больше похожа на истинную сучку. — Отвязав меня, он снял с меня кляп, и на миг я испытал чувство настолько огромной, всеобъемлющей благодарности, что на моих глазах едва не выступили слёзы. Но в ту же секунду я опомнился. За что мне благодарить этого урода? За то, что дал почувствовать себя нормальным человеком? Так я и есть нормальный человек.
Словно услышав мои мысли, он не стал развязывать мне ноги. Вместо этого он принёс из кухни тарелку с холодными макаронами и поставил её на пол. После чего уселся обратно в кресло и стал смотреть, как я, лёжа на полу лицом в тарелке, поедаю их со связанными за спиной руками. Когда я съел всё, он отвёл меня в ванную. Там он наконец расцепил мне руки и ноги, и под струёй холодного душа, которую он направлял на меня сам, я кое-как умылся и даже напился. Удивительно, но после мытья он даже дал мне вытереться — видимо, не хотел ходить по мокрому сам. Наконец он отвёл меня обратно в спальню. Я по-прежнему оставался в изодранных чулках на поясе и ошейнике — то ли они тоже возбуждали его, то ли ему просто было всё равно. Усевшись в кресло, он приказал мне стать перед ним на четвереньки.
— Ну что, милая? — сказал он. — Хороший у тебя хозяин?
— Да, хозяин, — сказал я. Было невероятным блаженством снова наконец свободно двигать собственнымиконечностями.
— Хорошо он ухаживает за тобой?
— Да, хозяин.
— Хочешь отблагодарить своего хозяина?
— Да, хозяин.
Через минуту я, по-прежнему стоя на четвереньках, снова заглатывал его член. И, как и прежде, незаметно для себя я снова возбудился от этого. Меня действительно заводило, что в моём рту — мужской член, и что я сосу и облизываю его, как последняя шлюха. Лишь какие-то крохи собственного достоинства удерживали меня от того, чтобы не начать ласкать самого себя. Внезапно, когда я уже был уверен, что он кончит, он выдернул член у меня изо рта и приказал стать раком, оперевшись руками на кровать. Я повиновался. Плюнув на ладонь и втерев слюну в анус, он вошёл в меня и принялся трахать. И я с ужасом обнаружил, что уже не получаю от этого боли. Видимо, мой зад уже привык ко всем этим упражнениям и растянулся как следует. Наоборот — с каждым его толчком внутри меня вспыхивало какое-то новое, неизведанное доселе чувство. Оно вспыхивало всё ярче и ярче, и я всё больше и больше понимал, что это чувство мне нравится — и только когда он кончил, я осознал, что на самом деле подмахиваю ему и постанываю, словно женщина. Но мне было уже всё равно. Сейчас я хотел только одного — кончить. Все неутолённые возбуждения минувших суток, казалось, сложились сейчас в одно и застилали мой разум вязкой пеленой похоти.
Конечно же, он всё это видел. Вытерев член мне о спину, он сел в кресло и с довольной усмешкой стал наблюдать, как я, по-прежнему стоя раком — разрешения принять другую позу мне не давали — переминаюсь с ноги на ногу, и как подо мной подрагивает напряжённый от возбуждения член.
— Повернись ко мне лицом, сучка, — сказал он.
Я повиновался.
— Сядь на кровать.
Я подчинился.
— Тебе нравится, когда я ебу тебя во все дыры?
— Да, хозяин. — Я не знал, чего больше былов моём ответе — страха нового тумака или чудовищной, невозможной правды.
— Скажи это.
— Мне нравится, когда вы ебёте меня во все дыры, хозяин.
— Ты возбуждаешься от этого, так ведь, сучка?
— Да, хозяин.
— Скажи это.
— Я возбуждаюсь от того, что вы меня ебёте, хозяин.