Я пребывал в каком-то полушоковом, полуанабиозном состоянии. Я понятия не имел, что хочет от меня эта заманьячившая училка. Сказать, что я был в полной прострации — значит, ничего не сказать!
— Что же ты, Поляков? Я жду. Или тебя устраивает второй вариант?
Второй вариант меня никак не устраивал. В какие-то доли секунды я нашел ответ: в жопу все мысли; чувства и эмоции — вот чем надо руководствоваться в этой мерзкой ситуации!
Я судорожными движениями выдернул из джинсов свой великолепнейший кожаный ремень. Одновременно я буквально упал перед Изольдой на колени, склонил голову и воздел над ней ремень, протягивая его своей мучительнице.
— Уважаемая Изольда Евгеньевна! — мой голос до сих пор дрожал, но я старался говорить максимально отчетливо. — Я совершил омерзительный поступок. Я заслуживаю сурового наказания. Пожалуйста, накажите меня, как Вы сочтёте нужным.
— Хмм, неплохо для начала, — произнесла она через некоторую паузу. — Но я-то считаю нужным выкинуть тебя из школы… Может быть, у тебя есть другие варианты?
— Пожалуйста, выпорите меня! Я заслужил хорошую порку!
И я наклонил голову ещё ниже. Я готов был припасть к её ногам и целовать туфли, но всё-таки сдержался.
Изольда молчала. Она сделала несколько шагов в сторону, обошла меня вокруг. Все это время я не менял своего положения.
— Что же, Поляков, твоя просьба звучит убедительно, — сказала она, наконец. — Так и быть, я тебя выпорю. После этого ты отблагодаришь меня так, как я тебе велю. И тогда мы забудем про эту историю. Встань, пожалуйста, с колен, спусти брюки и трусы и ляг животом на эту парту.
Я с превеликим трудом поднялся с колен. В голове по-прежнему шумело. Я до сих пор не мог свыкнуться с положением, в которое я попал, и осознать, что все это происходит на самом деле. Представить себе, что сейчас мне придётся спустить трусы перед учителем было немыслимо! Тем не менее я должен был это сделать.
Превозмогая себя от чудовищного стыда, дрожащими руками расстегнул я застежку на брюках и спустил их вместе с трусами до самых щиколоток. Затем проковылял со спущенными штанами к парте в первом ряду (за ней сидела Лидка Сорокина — предмет вожделения всех пацанов в нашем классе!) и лёг на неё животом, подложив руки под подбородок. Мой член сам собою взметнулся ввысь и упёрся в крышку парты снизу.
Изольда прошла к двери класса и заперла её на ключ.
— Так нам никто с тобой не помешает. Имей, однако, в виду: орать не сметь. Будешь громко кричать наказание тут же закончится, а затем последует то, о чём я тебе говорила. Ты понял меня, Поляков?
— Понял, Изольда Евгеньевна.
— Что ж, приступим. — Она окинула меня оценивающим взглядом, как мне показалось: ведь саму Изольду у меня не было возможности видеть. — Неплохо, неплохо… Попку отклячь. Вот так, повыше, хорошо. Ноги расставь пошире. — Боже мой, теперь она увидит мои яйца и мой адский стояк! Господи, за что мне все это?! . — Значит так, Поляков, слушай внимательно. Ты совершил мерзкое хулиганство и то, что за него тебе полагается, я тебе уже озвучила. Но ты выбрал другой путь наказания. Так вот, за твой проступок тебе бы по-хорошему полагается 50 ударов. Но поскольку ты всё-таки на хорошем счету и поскольку это твоя первая порка, так и быть, ограничимся 30-ю. Но при этом правила таковы: кричать нельзя, вертеть попой нельзя, закрываться руками категорически запрещено! Любое нарушение будет означать, что вместо порки ты предпочёл педсовет. Для того, чтобы тебе было легче перенести наказание, ты будешь после каждых десяти ударов вставать передо мной на колени и просить прощения. Удары считаешь!
сам, несосчитанный удар не считается. Тебе всё ясно, Поляков?
— Ясно, Изольда Евгеньевна.
— Тогда начнём.
И тут же прилетел первый удар! Резкая боль обожгла мне попку так, что перехватило дыхание. К счастью, я не вскрикнул и выдавил сквозь зубы: "Ррраз!".
От второго удара у меня потемнело в глазах.
— Два!
Затем посыпалось так, что я не успевал считать. Скорее всего, я пропустил два-три удара… Было очень сложно концентрироваться, чтобы не закричать, не дёрнуться и при этом ещё терпеть эту невыносимую боль, да к тому же и считать.
— Десять!
Наконец-то последний удар перед небольшой передышкой… Тут я осознал, что мой член до сих пор стоит, словно Александрийский столп! А я должен был сейчас опуститься на колени перед Изольдой лицом к ней! Это был нечеловеческий позор!!!