Лиза неохотно кивнула.
— У них формируется стереотип: вот человек, который учит меня математике, физике или русскому: тому, что я не знаю или знаю недостаточно хорошо. В сексе я тоже не разбираюсь. Кто меня научит? Она же, та же самая учительница. Раз уж она должна учить, так пусть учит — и этому тоже.
Сергиевская сделала паузу, глядя Лизе в лицо, но та не возражала. Она уже четко понимала, куда клонит директриса.
— Возможно, — продолжала Надежда, — вам еще трудно это представить, но вы это поймете, когда начнете вести реальные уроки. А я уже привыкла к этому ощущению, когда пятнадцать пар жадных юношеских глаз ощупывают тебя с головы до ног, когда твою грудь, ягодицы и ноги энергия их взглядов обжигает почти физически. Если бы эту энергию можно было бы преобразовать в электричество — никаких ГЭС не потребовалось бы. А раз у них есть интерес ко мне — неважно какой интерес — значит, есть интерес к моему предмету, ведь учитель и его наука для них неразделимы. Он не будет прогуливать мой урок, стремясь получить еще сорок пять минут созерцания взрослой живой женщины, которая к тому же внешне по меньшей мере не безобразна. Далее, придя на урок, он будет стремиться выделиться, отличиться от однокашников, заслужить похвалу, одобрение — от меня, от предмета своих фантазий.
Значит, будет читать учебник, делать задания и учить уроки. А почему бы не пойти дальше? За пятерку в четверти посидеть с ним, просто поговорить о жизни — для него это стимул. За пятерку в году устроить романтический ужин с вином и свечами, в вечернем платье, возможно даже, с целованием руки. Пусть привыкает — в жизни пригодится. Пойдем и еще дальше. Наши школьники постоянно участвуют в олимпиадах: призовые места, тем более победа, дают большие льготы при поступлении в престижные вузы. И если намекнуть ему, что в случае победы ему будет подарено твое тело, которое он так долго вожделел, о котором грезил ночами… Вы ведь знаете, как много олимпиад — городских, районных, межрайонных, всероссийских — выигрывают именно наши ученики? Вы думаете, это случайно?
Надежда помолчала и продолжила:
— Для взрослого человека переспать с женщиной — рядовое событие, многие из их забывают об этом через месяц. А для школьника секс, тем более с опытной женщиной, тем более — своей учительницей, а уж тем более первый раз — событие всей жизни. И за то, чтобы это событие произошло, он готов на многое. В ком-то неожиданно рождаются скрытые способности, кто-то заставляет себя читать, думать, заниматься. Он видит цель. Если я сделаю доклад, решу задачу, напишу контрольную, получу пятерку, хорошо выступлю на олимпиаде — эта женщина переспит со мной. Что еще в этом возрасте может послужить стимулом? Деньги, карьера, будущий успех? Они в большинстве своем плохо представляют себе, что это такое, для них все это — абстрактные, далекие, эфемерные понятия. А учительница — вот она, передо мной, и я могу стать ее любовником, партнером, могу овладеть ей, обладать ей, стать ее хозяином, пусть и на одну ночь! Это ощущение способно на многое, поверьте мне! А дух соперничества? Обойти однокашника и получить от учительницы то, что не смог получить он, или, по крайней мере, сделать это раньше — разве это не стимул? У них же сейчас самый соревновательный этап в жизни — преуспеть больше, чем такие же, как он!
Я веду дневник. Там я отмечаю, как изменились успехи того или иного ученика после того как я, совершенно невинно, показала ему чуть больше, чем другим. Сказала чуть больше, чем другим. Поговорила дольше. Разрешила больше. Наконец, разрешила все. Обратите внимание, я сказала "успехи", а не "успеваемость". Отметки — удобная, но несовершенная и неполная шкала. Я оцениваю все — взгляд, вопросы, жесты, поведение на уроках. Объективные результаты — ведомости, дипломы, грамоты, медали, свидетельства. Но не все можно оценить объективными результатами. Иногда по тому, как он целуется, или держит меня за руку, или что он говорит до, во время и после секса, я понимаю — цель достигнута, я больше не нужна, дальше он пойдет сам. Или — нет, надо еще поработать. Или даже — я ему мешаю. Так бывает. Редко, но бывает.
Надежда опять помолчала, потерла лоб рукой. Лиза смотрела на нее со смешанным чувством страха, любопытства и уважения.
— Там, в гостиной, — продолжила Сергиевская, — находятся лучшие ученики лицея, победители не одной олимпиады, дипломанты конкурсов, обладатели патентов, авторы публикаций, таланты, а кое-кто — гении. А какие они пишут сочинения, рефераты, обзоры! Так вот, все они добились своего, в том числе — нас, Олеси и меня, некоторые — неоднократно. Они — наши креатуры. Если бы не мы, они бы в лучшем случае прозябали на тройках, в худшем — сидели бы ни игле в подъезде. Мы сумели найти, распознать, расшевелить, зажечь, привлечь, заинтересовать их, дать им цель в жизни, стимул и четкое понимание связи между усилиями на достижение этой цели и наградой за это достижение. Они интересные, умные, развитые ребята. Мне, например, совершенно не совестно ложиться с такими в постель.
Надежда встала, прошлась и снова села.
— Конечно, вас могут смущать наши методы. Ну что же, никто вас не неволит. Входная дверь от кабинета направо. Тогда мне придется сообщить, что вас следует поменять на практике с кем-нибудь из ваших однокашниц. С Потоцкой, например, или Лазаренко. Они только рады будут. Да если и не они… Красивых выпускниц педвузов пруд пруди, у меня в кабинете десяток личных дел валяется, — Сергиевская помолчала и сказала четко и уверенно, — Но я выбрала именно вас. Вы, кстати, в жизни гораздо лучше, чем на фотографии.
Она придвинула Лизе какую-то коробочку.