— Ну ладно я пошла а ты Толя помни что я тебе сказала, раньше двенадцати из квартиры ни шагу. И не вздумай выходной костюм одеть. Мне потом его придётся в химчистку нести. Одень полувер и рубашку под него. Для деревни сойдёт, на тебя там никто не будет смотреть… . .
— сказала мать, строго глядя на мужа. У отца была привычка засыпать пьяным за столом и ложить голову прямо в тарелки с салатом. И если он оденет в деревню на Новый Год, свой единственный выходной костюм, то ему реально придёт хана.
— Костя, на тебя надежда сынок. Проследи за отцом чтобы он хороший костюм в деревню не одевал. У меня нет денег на химчистку а до аванса ещё долго… .
— вздохнула мать, когда я пошёл её провожать на автовокзал. Было ещё темно и мы шли с ней пешком по тротуару, чешские сапожки одетые на ногах у матери, скользили по снегу и я придерживал её под руку чтобы она не упала.
— Да не волнуйся мам прослежу. Приедем к часу как ты и говорила. Да и что там с утра нам делать, стоять и ждать на морозе, когда накроют столы? Я лучше дома в тепле посижу до обеда… .
— успокоил я мать, подсаживая её в подъехваший к автовокзалу рейсовый автобус шедший в областной центр и делавший остановку возле Калиновки.
— Ну молодец, на тебе за это семьдесят копеек, купишь себе пачку " космоса". Только Толяну не давай, а то он любит "стрелять". Пусть свой " памир" вонючий курит… .
— захохатала мама, стоя в дверях автобуса и давая мне мелочь из кошелька.
— Да нет мам Нин не дам, да и ему мой " космос" после ядренного " памира" совсем травой покажется… .
— засмеялся я матери в ответ, сжимая в кулаке заветную мелочь. Два дня в деревне, где у меня не было друзей среди местных парней, без курева были бы мукой а стрелять сигареты как отец я не мог, совесть не позволяла. Я помахал мамаше рукой в отъезжающий от автостанции автобус и пошёл домой, думая что у меня замечательная мать. Ещё не старая под сорок лет, красивая и сексуальная.
Я только этим летом стал дрочить на маму Нину, когда увидел её в купальнике на реке и у неё из плавок торчал длинный чёрный волос. Мать стояла возле воды и разговаривала с подругой, а я был рядом ловил рыбу и видел как из под красного купальника у мамы Нины, выбился длинный чёрный волос с лобка. Причём мамаша так и не заметила что у неё торчит волосок из плавок, поговорила с подругой и пошла в воду купаться а я в бегом в кусты дрочить на неё по памяти. До того меня это торчащий из плавок чёрный волос зацепил. И после этого стал на постоянку на мать дрочить, благо своё нижнее грязное бельё Нина никогда не прятала и оно свободно лежало в ванной, в корзине с грязными вещами предназначенными на стирку. Правда мама всё же стеснялась ложить свои ношенные трусы поверх другого белья и всегда прятала их на самый низ корзины, закрывая от моего взгляда. Но она и не догадывалась что её взрослый восемнадцатилетний сын, вовсю дрочит на её трусы, вдыхая волшебный аромат женских ссак и выделений.
— Пошли на автобус Костя, время уже поджимает… .
— сказал мне отец, когда стрелка на часах висевших в зале, подошла к половине двенадцатого. Хотя автовокзал находился от нашего дома в десяти минутах ходьбы, я согласился на предложение отца пойти пораньше. Потому что видеть как он " нарезает" круги по квартире и то и дело смотрит на часы в зале, было невыносимо. Толяна мучило похмелье и он пил холодную воду на кухне из под крана стаканами и курил одну за одной сигарету, выходя на лестничную площадку. Мать хотя и сама курила, но отцу она дома курить не разрешала, потому что после его дешового, десятикопеечного " памира" в квартире стояла жуткая вонь, после которой приходилось проветривать комнаты.
Мама Нина курила строго кишинёвский " космос", он был дорогим и стоил целых семьдесят копеек. На которые в то время можно было купить бутылку дешового портвейна или семь вкусных коржиков в школьном буфете. Я больше любил болгарские сигареты и по этому на автовокзале в буфете, куда мы зашли с отцом в ожидании автобуса, вместо " космоса" купил себе две пачки болгарских " радопи" по тридцать пять копеек. Но по правде мне тогда из сигарет с фильтром " ява " в мягкой упаковке нравилась, но такие сигареты продавались только в Москве а в провинции их нельзя было купить.
— Смотри матери меня не заложи… . .
— сказал мне отец, покупая в буфете пачку " памира" и кружку пива. Он высушил её одним глотком не отрываясь и я удивился как можно разом выпить пятьсот грамм пива вместе с пеной. Но у папаши внутри был " пожар" с похмелья и он на время затушил его четырёх градусным " жигулевским"
— Да ты знаешь что я не стукач. По мне ты хоть ты опейся этого пива пап, матери я тебя не заложу… .
— ответил я отцу, выходя на улицу и закуривая " вкусную" радопину. Отец тоже вышел вместе со мной на стоянку автобусов, затягиваясь на ходу своим вонючим " памиром". На усах у папаши ещё оставалась пивная пена а глаза заблестели похмельным блеском. Выпитая кружка пива в буфете пошла ему впрок, но этого было Толяну мало и он " нарезал" круги по перону автостанции в ожидании автобуса на Калиновку, где его ждало настоящее похмелье и вкусная закуска.