Наверное, проще всего было бы затеять с Расимом шутливую борьбу, какую-нибудь возню, повалить его на кровать, непринуждённо смеясь, дурачась… собственно, именно так началось всё у него, у Димки, с Игорем — в то лето, когда он гостил у бабки в деревне: они боролись, сопели-пыхтели, поневоле вжимаясь один в другого… никто не хотел уступать, силы были примерно равные, и когда у обоих случилась эрекция — у обоих от борьбы члены вскочили-затвердели, борьба их сама собой перешла в сладострастное ёрзанье друг по другу… классное было лето!
Но, во-первых, им было тогда по тринадцать лет, а потому т а к о е воспринималось совсем по-другому… по-детски воспринималось; а во-вторых, если б Димка затеял нечто подобное сейчас, то член у Димки подскочил бы буквально в первую секунду, так что тут же пришлось бы или отваливать в сторону, или объясняться, открывать свои чувства, свою любовь, не зная, опять-таки, как это воспримет Расим, — сейчас никакой шутливой борьбы, никакой нейтральной возни у него, у Димки, просто-напросто не получилось бы… да, они жили вдвоём в одном номере, и Расим уже был почти другом, но это, как ни странно, нисколько не облегчало Димке задачу; наоборот, Димке начинало казаться, что секс с Расимом — по мере того, как они сближались — становился всё более проблематичен… не в плане желания, потому как желание Димкино было уже на пределе, а в плане объяснения — в плане открытия своих подлинных чувств…
— Посмотрите, как он прекрасен! — донёсся до Димки голос тётки-экскурсовода, и Димка, отчасти повинуясь этому голосу, отчасти делая это на своей волне, лишь мельком взглянув в ту сторону, куда показывала указкой экскурсовод, посмотрел на Расима… весь день Димка избегал встречаться с Расимом взглядом — весь день стремительно отводил свой взгляд в сторону, едва у него возникало ощущение, что Расим может повернуть голову в его сторону, а в этот раз они повернули головы друг к другу синхронно, посмотрели друг на друга одновременно — взгляды их встретились…
И на лице Расима тотчас обозначилась неуверенная, как будто вопрошающая, улыбка, как если бы он, Расим, не знал, чего ему от Димки ждать-ожидать, — улыбка Расима мгновенно отозвалась в Димкиной душе новым всплеском горячей нежности, и Димка в ответ, на миг позабыв про осторожность, улыбнулся Расиму так, как улыбаются влюбленные любимым: он улыбнулся в ответ открыто, щедро, горячо, не в силах спрятать, скрыть, сдержать прорвавшиеся чувства, пылавшие в Димкиной душу…
И хотя Расим не понял, не распознал и не расшифровал и с т и н н о г о смысла Димкиной улыбки, он, Расим, совершенно определённо увидел-понял, что Д и м а на него не злится, что он его не игнорирует, что ничего в их начинающейся дружбе не изменилось, а это для Расима было самое главное, — Димка, улыбнувшись Расиму, одновременно с этим весело, хитро подмигнул правым глазом, и в ответ улыбка у Расима вмиг сделалась теплой, благодарной, совершенно счастливой — как если бы он, Расим, всей душой рванулся навстречу Димке… "елы-палы… я сейчас кончу — кончу здесь, в Музее Изящных Искусств… кончу в плавки себе — не дотяну до вечера", — подумал старшеклассник Димка, ощущая-чувствуя, как от улыбки Расима член у него в плавках стал невидимо и вместе с тем стремительно затвердевать, наполняясь-наливаясь нестерпимой сладостью… шутливо нахмурившись — сделал строгое лицо, Димка, глядя на Расима, чуть двинул подбородком в сторону тётки-экскурсовода, тем самым как бы говоря, шутливо приказывая Расиму: "слушай — не отвлекайся!"
Сколько длились эти взгляды-улыбки? Две-три секунды… не больше! Но Димки, увидевшему, как осветилось лицо Расима в ответ на его подмигивание, как искристо вспыхнули у Расима глаза, вполне хватило, чтоб совершенно отчётливо, со всей определённостью неожиданно твёрдо подумать: "сегодня… сегодня будет в с ё… я признаюсь Расику, откроюсь ему, и мы… или мы будет любить друг друга, или… " Чем могло быть второе "или", Димка не додумал, потому что второго "или" для страстно влюблённого Димки просто-напросто не могло быть!
В принципе — не могло быть! И хотя было совершенно непонятно, к а к и м е н о он, Димка, собирается открываться, потому как никакого конкретного плана-сценария у него ещё не было, а он хотел, чтоб всё было для Расима и естественно, и ненапряжно, как нечто само собой разумеющееся, однако, неожиданно твёрдо подумав о том, что "сегодня будет в с ё", Димка, не имея на то никаких оснований, никаких т е м а т и ч е с к и х предпосылок, тут же поверил в это, как если бы это было то же самое, что, например, восход солнца… разве не глупость — сомневаться в том, что солнце взойдёт, что утро настанет? Солнце зайдёт, и вечером… всё у них будет, и всё у них будет — сегодня!
Любимый Расим был рядом, а это значит… нельзя, невозможно так долго скрывать, прятать-таить от Расима свои настоящие чувства! Что в его чувствах плохого?! И потом… у него, у Димки, уже не было никаких видимых сил это делать — изображать из себя не влюбленного! Слушая тётку-экскурсовода, Димка думал: "Я выключу свет, подойду в темноте к кровати Расима, сяду на край его постели… он, наверное, удивится — не сразу поймёт, но я… я ему всё, всё, всё скажу! Честно скажу, ничего не скрывая… скажу, что люблю его… что не могу без него… что он — самый лучший пацан на свете!
Я в темноте протяну к нему руку — я обниму его… прижмусь к нему — крепко-крепко… прижму его крепко к себе, и мы… почему Расим должен мне не поверить — должен меня оттолкнуть? Если я всё ему объясню… я найду самые нежные, самые лучшие, самые искренние слова — он услышит меня, он поймёт меня, он поверит мне, и всё… всё у нас будет сегодня!" Слушая, но не слыша тётку-экскурсовода, Димка сосредоточенно — снова и снова! — крутил-прокручивал в голове план-сценарий, уточняя его деталями, жестами, словами…
На ужин девушка эмо, она же девушка Петросян, снова невозмутимо опоздала: ни на кого не глядя, уткнувшись в телефон, она неспешно прошла к своему месту, когда все за столами уже сидели, весело позвякивая вилками… и после ужина в холле Ленусик и Светусик энергично подрулили к Димке — подошли-подскочили сказать, чтобы он через тридцать минут был в их номере, куда также придут Вовчик, Серёга и Толик и где они все, вместе объединившись, с Леркой серьёзно поговорят о её напряжном поведении.
— Совсем, бля, охуела! Корчит из себя хуй знает кого! — не в силах сдерживать себя в амплуа "гламурной девочки", на самом что ни на есть понятном наречии в сердцах выдохнула, резанула-выдала возмущенная Ленусик, так что в этот момент проходивший мимо них парень-африканец в приятном удивлении весело, одобрительно заулыбался, растянув толстенные, но вполне симпатичные губы на сильно смуглом лице. — У меня тоже есть телефон… но я ж не хожу, в него уткнувшись… кошка драная!
— Короче, Дима, через полчаса… будем её прорабатывать! — серьёзно, чуть ли не скорбно проговорила Светусик, всем своим видом подчеркивая неоспоримость их общих с Ленусиком чувств, пусть даже выраженных Ленусиком не без помощи нескольких экспрессивных слов.
— Стоп! Вы её будете прорабатывать… — хмыкнул Димка. — А что сама Лерка? Она что — явится на вашу проработку?
— Мы ей сказали… и придёт, и явится! Куда она денется? — живо отозвалась Ленусик, глядя вслед прошедшему парню. — Ой, Светусик… глянь, Светусик, какая у негра фигурка!
— Тише, Ленусик! Какая ты… — Светусик запнулась, подыскивая слово.
— Не политкорректная, — подсказал Димка, не глядя на Светусика. — Расим! Ты домой идёшь? — окликнул Димка Расима, проходящего мимо в компании братьев-близнецов.
— Да… не знаю, — остановился Расим. — Переодеться нужно, и к пацанам потом… Гера приставку купил… покажут мне.
— Какую приставку купил, Героин? — Димка перевёл взгляд на братьев-близнецов, которые при близком рассмотрении, хоть и были близнецами, всё-таки малость друг от друга отличались; того, который был чуть-чуть мордатей братьев, звали Герой, и в группе его сразу же, ещё в аэропорту, окрестили, не мудрствуя, Героином.
— Да… как сказать? Не совсем приставка…
— Ладно, потом расскажешь! — оборвал Димка Героина. — Расик, возьми ключ! — он протянул Расиму ключ. — Подожди меня пять минут — не уходи. Я сейчас перетру — поднимусь тоже… хорошо? Подождёшь меня пять минут? Я быстро…
— Конечно! — кивнул Расим, с трудом удерживая себя, чтоб благодарно, признательно Димке не улыбнуться; потому как… коротко и властно оборвал Героина, даже не став его слушать, старшеклассник Д и м а одновременно с этим у него, у Расима, спросил, подождёт ли Расим его пять минут… да ещё при этом назвал Расиком — назвал просто, совсем по-дружески! Для него, для Д и м ы, всё это было мелочью, ерундой, а для Расима… в присутствии братьев-близнецов такой расклад дорого стоил!
Расим, взяв ключ, направился вмиг окруженный братьями-близнецами к лифту, и Димка, с трудом оторвав взгляд от удаляющегося Расима, перевёл взгляд на Ленусика-Светусика… "сегодня… сегодня у нас будет в с ё!" — подумал Димка, чувствуя, как томительно сладко отзывается на эту мелькнувшую мысль в плавках член.
— Значит, что у нас получается? — Димка, изобразив на лице шутливую строгость, посмотрел на Ленусика, на Светусика. — Вас мамы отправили за духовностью — в музеи, в картинные галереи… дали вам денег на жвачку, на разноцветное мороженое… а вы?
— А мы… а что мы? — Ленусик, не поняв, куда Димка клонит — к чему говорит всё это, недоуменно хлопнула ресницами.