Димка предполагал – страстно хотел, думал-планировал – уединиться с Расимом сразу после ужина, чтобы, не дожидаясь ночи… потому как ждать ночи у него, у Димки, не было уже никаких сил, но еще перед ужином к Димке подошел Серёга – попросил Димку, неплохо знающего английский, настроить на его, Серёгином, ноутбуке пару приглянувшихся ему программ, – Серёга не пожалел деньги – купил диск в лицензионным софтом, и Димка после ужина сказал Расиму, что он, Димка, задержится минут на тридцать или даже на сорок…
А какие у него, у знающего английский Димона, могли быть основания, чтоб Серёге отказать? Впрочем, в том, что нужно было идти к парням, тут же оказался свой плюс: Димка сказал Светусику, что сегодня он вряд ли сможет прийти к ним в гости, потому как "надо помочь Серёге – надо настроить ему программы, а потом надо будет попарить ногу, чтоб наложить на мозоль лейкопластырь"… так мозольный лейкопластырь, купленный в "долбаной аптеке", ему, Димке, пригодился ещё раз!
Пробыл Димка в номере парней – своих одноклассников – почти час… а едва вышел, тут же достал из кармана телефон.
– Расик, ты где?
– Дома, – отозвался Расим. – Я как пришел, сразу в душ сходил… сейчас эсэмэски отправил – маме и бабушке… а ты, Дима, где?
– Я сейчас буду… я буду через пару минут! – весело проговорил Димка и тут же, не удержавшись, добавил – спросил, придавая своему голосу загадочную таинственность: – Расик… сказать тебе что-то?
– Что? – отозвался Расим; прижимая телефон к щеке, Димка уловил в голосе Расима и любопытство, и – с любопытством одновременно – проскользнувшую тревогу… он, Расик, в два счета купился на Димкин тон!
– Я люблю тебя, Расик! – выдохнул Димка чуть слышно.
– Дима! Опять ты… – протестующим тоном проговорил Расим, но… прижимая телефон к щеке, Димка уловил-почувствовал, что протест в голосе Расика был какой-то ненастоящий, несерьёзный… так, для проформы!
– Через минуту я буду! Отбой! – Димка, подходя к лифту, нажал на своём телефоне красную скобку – кнопку отбоя… "Расик сходил уже в душ!" – подумал Димка, нажимая кнопку остановки лифта… он, Димка, всем сердцем, всей рвущейся к Расику душой уже чувствовал сладость объятий, и его, шестнадцатилетнего Димку, школьника-десятиклассника, распирало от ликования – от счастья!
Кабина лифта остановился – двери разъехались в стороны, и… уже сделав шаг – уже войдя в кабину лифта, Димка, думающий о Расике, увидел, а точнее, рассмотрел в парне, стоящем в кабине лифта – оказавшемся напротив, Игорька! Елы-палы… этот был тот самый Игорёк – один из двух гопников, которые с ним, с Димкой, обещали при встрече поквитаться!
Двери лифта плавно закрылись, – Димка, нажав кнопку своего этажа, спокойно посмотрел гопнику в глаза… Наверное, можно предположить, что каждый, кто не влюблён, всегда является в той или иной степени ущербным – рядом с тем, кто любит и кто любим… ну, то есть, является ущербным не сам по себе, а именно рядом с тем, кто безраздельно, бесконечно, всецело счастлив своей любовью, – Димка смотрел на парня-гопника совершенно спокойно, чуть снисходительно и в то же время ликующе радостно, не считая нужным скрывать свою радость, потому что парень этот, стоящий напротив, был для него, для Димки, всё равно что пустое место; у Димки был взгляд счастливого человека – взгляд человека, не имеющего никакой необходимости кому-то что-то доказывать, и в этом была его, Димкина, неоспоримая сила, – парень, глядя Димке в глаза, не мог не почувствовать себя рядом с Димкой и ущербным, и слабым…
Да и как могло быть иначе? Если б их, гопников, оказалось сейчас рядом с Димкой двое-трое, то, возможно, они, почувствовав Димкино превосходство, попытались бы Димку спровоцировать на драку, чтобы численным перевесом вернуть себе вдруг пошатнувшееся ощущение своей внешней значимости и силы, – в толпе мозги у иных отключаются по причине их скудости, а сами ущербные стремятся к реваншу… в толпе мозги не нужны – они только мешают; а когда человек – пусть даже он гопник – один, то он поневоле всё начинает видеть-воспринимать немножко не так, как это бывает, когда он в толпе, – по одиночке гопникки трусливы, и… парень-гопник – вполне симпатичный, ничуть не задиристый в силу своей одинокости в этот момент – отвёл свой взгляд в сторону; "если б не Расик… – неожиданно для себя подумал Димка, и уголки Димкиных губ снисходительно дрогнули, – если б не было в жизни моей Расима, я б сейчас, Игорёк, предложил бы тебе отсосать… предложил бы тебе взять в рот – подрочить свои губы о мой пипис…
И мне кажется почему-то, что ты, Игорёк, не отказался бы – в обмен на моё обещание, что я никому никогда об этом не расскажу… а я бы сравнил, Игорёк, так ли умело ты делаешь это в реале, как умело ты это делал в моём сне… ты классно сосал у меня во сне, но ты, Игорёк, об этом не знаешь – и потому ты стоишь сейчас, делая вид, что меня не узнал… ты смешной, Игорёк… ты сосал у меня в моём сне, а теперь бы ты наверняка отсосал бы у меня наяву, потому как сны мои, Игорёк, сбываются… но – не судьба, Игорёк, не судьба… меня ждёт сейчас самый прекрасный парень на свете, рядом с которым ты, Игорёк, просто пустое место: и сам ты никто, и звать тебя "никак"…
Соси, Игорёк, у своих друганов… соси, Игорёк, соси – для таких, как ты, все писюны одинаково сладкие!"; лифт, замедляя движение, остановился; двери лифта плавно разъехались в стороны, и Димка, спокойно повернувшись к гопнику спиной – тут же забыв о и гопнике, и о своих чуть насмешливых, немного язвительных мыслях, нетерпеливо шагнул в коридор своего – девятого – этажа… да какое ему, счастливому Димке, было дело до какого-то гопника? Nullus nulla sunt praedicata – то, что не существует, не имеет и признаков; или: nolite mittere margaritas ante porcos… как говорится, кому что нравится – кому что кажется предпочтительней!
Димка порывисто, страстно прижал Расима к себе, едва дверь за его спиной закрылась – захлопнулась, – ничего не говоря, ничего не спрашивая, не объясняя, Димка жарко засосал Расима в губы – горячо впился в губы Расима губами своими, чувствуя, как Расим податливо прижался к нему, к Димке, всем своим телом… Расик был в шортах, в синей – домашней – футболке, – одной рукой обнимая Расима за шею – целуя его взасос, Димка ладонью другой руки скользнул под резинку-пояс Расимовых шорт, и ладонь Димкина округлённо наполнилась тёплой, сочной, упруго-мягкой мальчишеской ягодицей… всё – абсолютно всё: парень в аптеке, гопник Игорь, девушка эмо, Толик-Серёга-Вовчик, братья-близнецы, гламурные л е н у с и к и, лицензионный софт, сам Город-Герой – испарилось-исчезло в одно мгновение! Всё исчезло, всё испарилось – остались только они, двое парней, стоящих в залитом светом гостиничном номере…
Только они: Расик и Димка – Д и м а и Расим! Ёлы-палы… как же это было непередаваемо, невообразимо сладко – всем сердцем, всем телом чувствовать радостное, ликующее, упоительное счастье! Всосав в свои губы горячие губы Расика – целуя Расима взасос, Димка почувствовал-ощутил, как в его мигом окаменевший, жаром налившийся пах твердо упёрся взбугрившимся колом пипис Расима, – не отнимая от губ Расима губы свои – продолжая сосать Расима в губы, Димка, скользнув ладонью по Расикову бедру, переместил ладонь в шортах с попы Расима на его распираемый сладостью член… страстно и нежно Димка сжал, обхватив ладонью, возбуждённый пипис Расима, и Расик невольно дёрнулся – дёрнулся от нестерпимого, огнём полыхнувшего удовольствия… разве он, Расик, не этого целый день хотел?
– Расик… – прошептал Димка, выпуская губы Расима из губ своих. – Я что-то купил… ты ходил уже в душ?
– Ходил… – отозвался Расим, глядя Димке в глаза – облизывая губы, чуть налившиеся горячей припухлостью.
– Я тоже сейчас… тоже сейчас схожу – по-быстрому ополоснусь, и… Расик! – возбуждённо глядя в глаза Расиму, Димка легонько сдавил ладонью напряженный Расимов пипис.
– Что? – отозвался Расим, невольно сжимая от удовольствия ягодицы – непроизвольно стискивая туго сомкнутый мальчишеский вход.
– Я люблю тебя…
– Дима! – Расим невольно улыбнулся в ответ на эти Д и м и н ы три слова, и вместе с тем в его голосе послышались нотки прежнего протеста. – Мы друзья с тобой…
– Расик! Друзьями мы были вчера… ну, и сегодня – сегодня утром мы тоже были друзьями! А теперь у нас, Расик, кое-что есть… и сейчас у нас будет любовь! – Димка, говоря это, хитро улыбался, как если бы он и дразнил Расима, и в то же время им, Расимом, любовался – одновременно.