Говорят: любовь способна свернуть горы — и, наверное, это так… сколько раз спасал Димка Расима в своих мыслях-фантазиях от самых разных смертельных опасностей! Сколько раз бросался ему на помощь, рискуя собственной жизнью! Сколько раз выручал его из беды! И не Димкина была вина, что на Расима никто не нападал, что никто Расиму не угрожал, что Расим, теряя сознание, не задыхался в горящей школе, не умирал под обломками взорванного террористами самолёта или поезда… случись что, и Димка ради Расима свернул бы горы — такова была сила его любви!
И вместе с тем эта же самая любовь — уже не в грёзах-мечтаниях, а в реале — странным образом лишала Димку присущей ему непринуждённости, легкости в общении, делая его, неглупого, компанейского, в меру ироничного шестнадцатилетнего парня, почти беспомощным перед Расимом… было б куда проще, если б Димка, заселяясь с Расимом в одну комнату, хотел бы всего-навсего поиметь Расима сексуально, и не более того, — кто не хочет секса в пятнадцать-шестнадцать лет!
В пятнадцать-шестнадцать лет — в случае умного проявления инициативы со стороны хотя бы кого-нибудь одного — секс двух парней в однополом формате является делом не просто реальным или возможным, а почти заурядным, в чём-то даже обыденным, если иметь в виду его невидимую, но совершенно объяснимую и потому вполне очевидную распространённость среди пацанов, в чьей крови начинают бушевать гормоны… словом, если б всё упиралось в секс, Димка особо не волновался бы — за десять дней совместного проживания у них э т о наверняка получилось бы!
Но в том-то и дело, что Димка хотел не только секса — по уши влюблённый Димка хотел от Расима понимания, жаждал взаимных, не менее искренних чувств, и вот здесь-то — при таком непростом раскладе — вмиг всё делалось зыбко и непредсказуемо, порождая у Димки чувство неуверенности, несвойственной ему скованности… было и радостно, и сладостно, и вместе с тем было напряженно у Димки на душе — словно ему, влюблённому Димке, сейчас предстояло сдавать экзамен!
Наконец, все были Зеброй расфасованы — по номерам, кому с кем заселяться, и парни, и девчонки были распределены; и тут, когда стали получать ключи, оказалось, что номера находятся на разных этажах: вся группа в двух и трехместных номерах заселялась на этаже восьмом, сама Зоя Альбертовна селилась в одноместном номере на этаже седьмом, а у Димки с Расимом их двуместный номер оказался один-одинёшенек на этаже девятом, так что Димка, едва это выяснилось, тут же подумал, что даже в этом судьба ему явно благоприятствует, потому как такая пусть даже мизерная отдалённость от всех в какой-то мере невольно снижала частоту посещаемости со стороны одноклассников и одноклассниц, когда начнётся шараханье из комнаты в комнату по вечерам, — Димка уже дважды бывал в подобных поездках и, как это происходит, знал… короче, мало того, что они будут проживать вдвоём, так ещё и номер их на оказался на отшибе — на другом от всех этаже!
Отдалённость эта была иллюзорна, и тем не менее… тем не менее, всё равно это чем-то напоминало необитаемый остров, на котором Димка несчетное число раз воображал себя и Расима, перед сном приспуская с себя трусы… блин, как же классно, как удачно всё начинало складываться — буквально с первого дня! А с другой стороны… разве он, Димка, два месяца раздираемый, распираемый любовью, не заслужил того, чтоб судьба увеличила его шанс на чувство ответное? Заслужил, еще как заслужил!
Они вышли из лифта вдвоём — на своём девятом этаже; из небольшого холла, держа в руках объёмно набитые спортивные сумки, молча шагнули в неширокий длинный коридор, крыльями уходящий в разные стороны; деловито посмотрели, крутя головами, направо-налево.
— Кажется, нам туда… — проговорил Расим, кивком головы показывая направо. — Туда номера пошли увеличиваться…
— Точно! — отозвался Димка, глядя на брелок с ключом; они бесшумно зашагали по ковровой дорожке. — Тебя Расимом зовут? — проговорил Димка, изо всех сил стараясь, чтоб голос его прозвучал как можно нейтральнее. — Правильно? — Димка посмотрел на идущего рядом пацана, изо всех сил стараясь, чтоб во взгляде его не было ничего, кроме естественной вопросительности, соответствующей прозвучавшим словам.
— Да, — Расим, кивнув головой, посмотрел на Димку. — А тебя Димой зовут… да?
— Да, — Димка так же, как Расим, кивнул головой; во взгляде Расима, идущего рядом, была естественная, ситуацией обусловленная готовность к диалогу, к началу общения или, если сложится, к ни к чему не обязывающей дружбе — на время их совместного проживания; и ещё во взгляде Расима Димка прочёл едва уловимое — не подчеркнуто показное, а такое же естественное, возрастом обусловленное — понимание, что из них двоих он, то есть Дима, является старшим, а сам Расим является младшим, что тоже было вполне разумно… причем, назвав идущего рядом Димона, как звали Димку все, по-домашнему Димой, Расим проговорил это слово удивительно мягко и тепло, так что собственное имя в устах Расима показалось Димке чарующей музыкой — у Димки эта Расимова интонация вкупе с устремлённым на него взглядом отозвалась в душе чувством сладко колыхнувшейся нежности… и не только в душе! Как же всё удачно начиналось…
Номер оказался обычным двуместным "пеналом" — с душем и туалетом, двумя стоящими друг против друга деревянными кроватями, двумя стульями, двумя небольшими, подле кроватей стоящими тумбочками… ещё в номере был стол и был шкаф для одежды; словом, никаких изысков в номере не было — всё было простенько, всё было по минимуму… или, точнее сказать, по деньгам.
— Ты на какой кровати спать будешь? — Димка вскинул на Расима по-деловому вопросительный взгляд.
— Не знаю… мне всё равно, — Расим, переводя взгляд с одной кровати на другую, пожал плечами. — А ты на какой будешь?
— Мне тоже без разницы — хмыкнул Димка, и действительно: разницы не было никакой. — Давай, я буду на этой, а ты — на этой, — Димка кивнул головой направо-налево, распределяя места.
— Хорошо, — отозвался Расим, опуская сумку на пол возле своей кровати.
В течение получаса они, распаковывая свои сумки, перебрасывались ничего не значащими словами-фразами — типа "так, еще одни джинсы", "блин, мать второй пуловер мне впихнула", "а в этом пакете что?", "шорты… я в этих шортах на море был — летом у тетки гостил в Туапсе", "глянь, какая футболка… прикольная, да?"… фразы были пусты и, на первый взгляд, совершенно не нужны, но они, проговариваясь легко и звуча непринуждённо, не давали возникнуть пустоте в начинающемся общении… в течение получаса сумки были распакованы — вещи были разложены-развешены, и гостиничный номер приобрёл вид некой обжитости. Последним Димка вытащил из сумки небольшой, на книгу похожий черный футляр, откуда извлёк комп-наладонник.