— Расим, смотри, что я взял… классная штука! Если есть здесь вай-фай, можно будет полазить в интернете… у меня еще фильмы всякие здесь! Потом покажу, как им пользоваться, и ты, если захочешь, будешь брать — будешь пользоваться.
— Хорошо, — Расим кивнул головой, и лицо его тут же осветилось благодарной улыбкой; "если захочешь, будешь брать" — так говорят друзьям, говорят тем, кому доверяют, от кого не отгораживаются стеной отчуждения либо пренебрежения, а потому Расим, которому предстояло жить с парнем-старшеклассником в одном номере десять дней, не мог не оценить великодушие с Димкиной стороны — слова "если захочешь, будешь брать" прозвучали как свидетельство полного доверия, и Расим почувствовать мгновенно вспыхнувшую благодарность Димке за его простоту, за его человеческую нормальность, потому как…
По-всякому можно строить отношения: можно, будучи старшим и по возрасту, и в парадигме жесткой школьной иерархии, крутить пальцами, изображать из себя крутизну, а можно совершенно не кичиться ни тем, ни другим, а быть просто нормальным пацаном — быть товарищем или даже другом… Расим улыбнулся Димке благодарно, и улыбка его, обращенная к Димке, отозвалась в душе влюблённого Димки новой волной горячей, рвущейся наружу нежности.
Они были вдвоём, и… будь его, Димкина, воля, он бы сейчас, сию секунду, привлёк бы Расима к себе — прижал бы его, бесконечно желанного, к своему телу, жарко бы стиснул в горячих объятиях, и целовал бы, целовал, целовал, медленно раздевая…
Всё это было уже, несчетное число раз многократно проигрывалось в Димкином воображении, но то были его одинокие, его сладостные фантазии, где он был и автором, и героем в одном лице — где Расим отдавался ему по первому зову, а сейчас они было в реале, где много чего перевёрнуто с ног на голову, где правят бал другие законы, и потому нужно было не форсировать события, а по-умному распорядиться дарованным шансом — нужно было не испортить всё глупой поспешностью, не наломать дров… словом, нужно было снова и снова всё продумывать — и прежде всего нужно было думать, какую надо создать, смоделировать ситуацию, чтоб подкатиться к Расиму естественно, чтоб не спугнуть его, не ошарашить…
Так прекрасно всё началось — и началом этим нужно было дорожить, нужно было его развивать и углублять, а не перечеркивать одним нетерпеливым преждевременным движением! Тем более что Расим — Димке казалось, что он это чувствует — был предрасположен к диалогу, к доверительности, к дружбе…
— Дим, а это что? — с удивлением проговорил Расим, открыв дверь в туалет.
— Где? — Димка с готовностью подошел к Расиму — стал позади близко-близко, заглядывая в туалет из-за плеча Расима.
— Ну, вот… ванна какая-то… для чего она? — Расим с недоумением оглянулся — вопросительно посмотрел на Димку.
— Это бидэ, — усмехнулся Димка, который точно так же, как сейчас Расим, два года назад, впервые попав в гостиничный номер, спрашивал об этом у пацанов-старшеклассников, и те, похабно смеясь, популярно и красочно объясняли ему назначение этой "ванны"… тогда, два года назад, номер гостиничный был на четверых, и Димка был в номере номером четвёртым — самым младшим.
*****
— А для чего оно? — Расим, как когда-то Димка, видел бидэ впервые.
— Ну, блин… для баб это — чтоб подмываться, — хмыкнул Димка; Расим отвернулся от Димки — перевёл взгляд на странное приспособление, и Димка, стоящий за спиной Расима, невольно скользнул взглядом по пацанячей шее… кожа у Расима была нежная, матовая — Димка почувствовал, как в паху у него сладостно, горячо потяжелело, и эта горячая сладость тут же невидимо, но совершенно ощутимо полилась в шевельнувшийся член, отчего член стал медленно разбухать, увеличиваться, расти — вопреки Димкиным разумным мыслям о необходимости тактики-стратегии в лепке отношений… у головы была логика одна, а у члена была логика другая, и эти две логики мало согласовывались между собой.
— Прикольно! — Расим рассмеялся. — Ну, и как они это делают? Ну, то есть… как они в этой ванне подмываются?
— Откуда я знаю? — отозвался Димка, испытывая неодолимое желание вжаться невидимо взбугрившимся, отвердевшим членом в Расимовы ягодицы.
— Ну, а нам для чего оно? — хмыкнул Расим.