Стас, как зачарованный, следил за кончиком языка Анны. Бессознательно, должно быть, он завёлся сильнее, чем когда-либо прежде, чему способствовала как скользкая тема, так и коварные действия Красинской.
— Что, если б я попросила тебя сделать это, прямо здесь, прямо сейчас, не взирая ни на что? Ты видишь, что всему есть предел?
Подперев подбородок ладонями и направив на Стаса иронический взгляд из-под ресниц, она приготовилась наблюдать.
Подросток, который усилиями Анны за последние несколько дней стал подобием взведённой пружины и которого вдруг она сама попросила эту пружину разрядить, пусть и в неудобных публичных условиях посреди парка, посмотрел в ответ на неё. Первое мгновение во взгляде его отражалось колебание, борьба между стыдом и желанием. Но тут же он отвёл глаза, а в следующий миг — как показалось Красиновой, в следующий миг взгляд его уже не содержал в себе ни одной мысли, ни одной искры интеллекта.
Один лишь лютый, неутолимый гормональный голод.
Рука Стаса поползла к брюкам…
Анна наблюдала за его действиями, ощущая зарождение внутри себя чего-то странного. Ей начинал нравиться сам процесс, само чувство власти. Она каким-то образом чувствовала — нет, знала, — что сейчас, в эти минуты, этот старательно взведённый ею парень целиком подвластен и послушен ей, её взгляду, её словам, её воле. Повинуясь зову гормонов и овеществлённому персонажу собственных эротических фантазий, он сделает всё, что угодно.
Всё, что угодно.
— Ты на самом деле способен сделать это? — она придала голосу ласково-недоверчивые интонации. Кисть руки Стаса почти целиком была скрыта в брюках. — Мне не видно. Избавься от брюк с бельём и выйди на солнечный свет.
Анна Красинская улыбнулась. Той доброй, задорной и немножко провоцирующей улыбкой, с которой часто фотографировалась для своей газетной колонки.
Подросток же, перемявшись с ноги на ногу, стряхнул вниз пояс брюк и резинку белья, после чего, пошатнувшись, сделал пару шагов вперёд.
Под лучи солнечного света.
Под более чем вероятные взгляды иных посетителей парка.
Продолжая дёргать и массировать себя.
Прилюдно.
Она уже не знала, что сильнее заводит её — месть или власть. Ясно, что без первого не было бы второго, власть над невзрачным в общем-то парнем и вообще малолеткой была столь сладка именно потому, что этот парень в своё время посмел использовать её образ в своих целях, грубо включив её в свои похотливые фантазии. Будто бы попытавшись по-вудуистски подчинить её, направив на неё луч концентрированной похоти через текстовый фантом-куклу, и вполне заслуживая быть подчинённым в ответ.
Теми же средствами.
Анна облизнулась. Ситуация ей очень даже нравилась…
— Скажи, — она пристально всмотрелась в лицо Стаса своими ясными светло-серыми глазами. — Ты бы мог сделать это на Чёрном Рыцаре, который в шаге отсюда, если бы я тебя попросила? Помнишь, я рассказывала тебе, что там есть уступы, по которым на верх памятника часто взбирается молодёжь. Чтобы подняться по ним, не обязательно быть атлетом.
Красинская опустила ресницы, и тут же снова подняла их. Взмахнула ими ещё раз.
Стас несколько мгновений смотрел в ангельски чистые добрые глаза девушки, которая сначала была героиней его эротических фантазий, потом на некоторое время приютила его, потом несколько дней по-сумасшедшему возбуждала его без малейшей возможности разрядки и в итоге каким-то незаметным образом сделала для него немыслимым ослушание её.
Сделал на негнущихся ногах шаг в сторону скульптуры…
Анна смотрела снизу вверх на уменьшающуюся фигурку Стаса, залезающую всё выше и наконец достигающую высшей точки старинного памятника.
Кажется, действия полуголого тинейджера стали наконец привлекать активное внимание народа вокруг. Когда он просто стоял полуголый и ублажал себя посреди парка, внимание вроде бы было не таким активным.
"А ведь это — заметка", — вдруг подумала она.
Действительно.
Если среди парковых толп найдутся журналисты или хотя бы блоггеры-фотографы, то упоминание инцидента в завтрашней прессе неизбежно.
Вытащив из сумочки фотоаппарат с объективом-увеличителем, она принялась наводить его на вершину памятника.
"А ещё это — настоящая лютая месть", — следом подумала она.
И впрямь.
"И ещё это — прекрасная возможность для шантажа".
Заснимут ли остальные крупным планом лицо голого вандала, найдётся ли хоть у кого-то достаточно быстро фотоаппарат с объективом-увеличителем — неизвестно. Если же считать появление статьи с крупной фотографией вандала и его полным именем исключительно прерогативой Красинской, то…
Соответственно, ему придётся целиком подчиняться ей.
Так или иначе.
Всегда.
Анна непроизвольно хихикнула, чуть не сбив настройку фотоаппарата. Рабовладелица нашлась, тоже мне.
Но в то же время…
Мысль определённо чем-то сладко её заводила.