Пробравшись вдоль стенки за скачущим на многострадальной Любиной жопе Лешкой, Пашка подобрался к Милочке, усадил ее на полку, вынул изо рта ее палец и ткнул наполовину опавшего змея ей в губы.
Милочка сморщилась недовольно.
— Фу, он же воняет!
— Милочка, — Маринин голос звучал устало. — Тебе же нравится, когда попку целуют? Там тоже ведь пахнет. Закрой носик пальчиками и пососи Павлику — он же так ради нас старается. Сделай ему приятно. Вот так, молодец. Пососи его. Ну, видишь, и совсем не противно.
Милочка, покорно приняв в прохладный ротик Пашкину мягкую залупу (больше ничего туда не поместилось) , закрыв глазки честно пыталась ее сосать, но только чмокала по стволу растянутыми губками да тыкалась в инородный предмет язычком.
Поняв, что так толку не будет, Пашка вытащил змея, а пробравшаяся к ним Марина, сказала:
— Полижи его, Милочка. Прямо по головке: еще: видишь на ней щелочку? Пососи ее губками: вот так: а теперь поковыряй ее язычком: О! Видишь, как он надулся! Значит все правильно делаешь. Дай теперь мне:
Пашка смотрел, как сосет Марина, и думал, что, все, что с ним произошло в этом купе — настоящее чудо. Так в жизни не бывает. И это ощущение нереальности с каждой минутой нарастало: мало того, что у него, обычного парня, похрюкивая отсасывает такая роскошная женщина, которую, к тому же, он только что отымел в жопу, так рядом с ним, прямо перед носом, от круглого Любиного зада отвалился насытившийся пацан, и из раздолбанной им дырки сочилась на курчавую волосню его жиденькая, почти прозрачная сперма.
Пашка не стал противиться соблазну, и не задумываясь заткнул это отверстие своим пальцем.
***
Утреннее купе скрипело раскачивалось вместе с вагоном, проходящим бесконечные стрелки на подступах к вокзалу.
Попутчики молчали, с приязнью поглядывая друг на друга — впереди их ждало скорое расставание, а позади у всех у них, кроме Милочки, была бессонная ночь.
Под руководством Марины мальчики освоили новую технику, и попеременно приходовали девочек в две дырки. Теперь им казалось, что ничего естественнее, чем Пашкин змей, растягивающий вагину и, одновременно, Лешкин хуек в женском анусе — быть просто не может.
Уставшие, но довольные, ранним утром все лакомились Любиным молоком, шутили, смеялись, радовались друг другу.
Потом, внезапно, начали суетиться, приводить себя в порядок, собираться, обмениваться телефонными номерами и адресами, и вот теперь, когда все было собрано и все слова сказаны, им осталось только молча смаковать свое приключение и надеяться на то, что разлука будет не долгой.
После шумных стрелок, поезд совсем незаметно и бесшумно въехал в объятия перронов и мягко остановился.
Все вокруг зашумело, люди пытались покинуть опостылевший вагон как можно быстрее, и только в их купе было тихо — никому не хотелось оставлять этот крохотный уютный мирок.
— Ну, что, попутчики? Пора? — вздохнув, решилась Марина.
— Да: Милка, где твоя сумка. Пошли. Пока, Лешенька, пока Павлик, — расцеловалась со всеми Люба.
— И не забывай про мои слова, — напутствовала ее Марина.
Пашка еще раз нежно взглянул на попутчиков, улыбнулся, и легким шагом вышел из купе, а потом и из вагона.
— Пашка! Пашка! Ур-р-ааа! — облепило его со всех сторон маленькими вихрями его племянников.
Они повисли увесистыми гроздьями на его ногах и руках, не давая пошевелиться.
*****
— Мама, мама, а от Пашки пахнет папиным молочком, — выдала сильно подросшая Валюшка, недвусмысленно принюхиваясь к его ширинке.
— Тихо ты, дурочка! — залилась краской сеструха. — Не слушай ее, Пашенька, как добрался, братик?
— Пашка, будешь с нами в бутылочку играть? — вопили мальчишки. — Мама, смотри как у него выпирает! Вот это да-а-а! А Пашке можно тоже с вами спать, а?
— Мальчики! Мальчики! Я же вас просила, — чуть не плача выговаривала им сеструха. — Все разговоры дома!
Мимо ошалевшего Пашки проплыла довольная, явно все слышавшая Марина, и хитро подмигнула ему.
КОНЕЦ