Вероятно, кто-то успел тихонько приоткрыть дверь квартиры и выйти на лестничную клетку, пока Катя перебирала в уме магазины. Возможно, сосед?
Школьница не рассуждала об этом.
Словно пуля, капсюль которой был подстёгнут ударом бойка револьвера, она молниеносно вылетела из подъезда наружу, едва сумев удержать равновесие на неровных бетонных ступенях. Панически оглянулась по сторонам — куда бы метнуться теперь, прежде чем источник сдавленного кашля выйдет следом за ней? — и взгляд её упёрся в усатого немолодого дворника, стоявшего у соседнего подъезда и о чём-то беседовавшего с полной женщиной средних лет в оранжевом вязаном свитере.
В момент столь феерического вылета Фэйли на улицу оба собеседника, что вполне естественно, прервали свою беседу и перевели глаза на нагую и исписанную какими-то надписями девчонку в одних лишь домашних белых шлёпанцах и серебристых наручниках.
Девчонка меж тем заполыхала заревом ярче зари.
Ей вспомнилось некстати, что с этим усатым дворником ей уже доводилось пересекаться пару раз во время походов в школу — и, возможно, он даже знает, где она живёт. Мысль эта заставила её ноги на миг пошатнуться, в то время как всё остальное тело — стремительно развернуться корпусом в противоположную сторону.
Катя побежала.
Побежала по грязи и лужам — похоже, не столь давно в районе имел место дождь, но ей, во время измывательств над ней Шантажиста, было не до слежения за погодой на улице.
Побежала, скорее инстинктами, чем напрочь отключившимся мозгом выбирая правильное направление к магазину за остановкой.
Побежала, изо всех сил стискивая в кулаках деньги и ключи.
В ближайшие же несколько минут ученице восьмого класса Екатерине Щегловой довелось последовательно попасться на глаза:
— двум почтенным семейным парам среднего возраста;
— трём громко спорящим мужикам возле пивного ларька;
— велосипедисту в полиэтиленовом капюшоне;
— унылому парню, выносящему мусор;
— седому чудаку из соседнего дома, выгуливающему собаку.
На несколько мгновений Катя остановилась в очередном пролёте между двумя зданиями — застыла, чувствуя, что в глазах её темнеет, что её лёгкие могут вот-вот взорваться и что её сердце колотится как сумасшедшее.
Фэйли перевела дух, благодаря судьбу за то, что вследствие стемневшего неба различить её общий вид и вправду не так легко.
Тут же, словно в знак насмешки, зажёгся уличный фонарь.
Прямо над Катей.
Поместив нагую девчонку в самый эпицентр яркого луча света.
Катя — ещё не справившись до конца со своим бурным дыханием после пробега по улице, ещё ощущая неукротимую дрожь в коленях, — не смогла найти в себе сил выйти за грань яркого снопа или хотя бы сделать шаг в сторону. Пожалуй, лишь последние остатки упрямства удерживали её сейчас от того, чтобы бессильно опуститься задней частью тела на мокрый грязный асфальт, спрятать заплаканное лицо в трясущиеся колени и покорно ждать приговора.
… Вдали послышались смешки.
Звуки такого типа — именно такого, со специфической развязной интонацией, — часто доводится слышать со стороны подвыпивших молодёжных компаний, так что смешки эти вполне могли и не иметь отношения к Фэйли.
Тем не менее восьмиклассница вздрогнула, словно ударенная током, и стремительно оглянулась по сторонам.
Через подворотню, которую только что миновала сама Катя Щеглова, в пролёт между домами входила группа парней весьма нетрезвого вида.
Школьница не могла ни сделать шаг в сторону, ни даже пошевелиться, словно прикованная страхом к месту.
Взгляд одного из парней меж тем остановился на ней.
— Ого! Глянь, какая пилотка.
Из-за оков за спиной Катя даже не могла загородиться руками. Взгляд парня — да теперь уже и остальных — странствовал тем временем по её телу, исследуя самые заповедные его уголки. Восьмиклассница залилась краской, вспомнив, что, помимо всего прочего, написано у неё на груди.
"Началось", — почему-то мелькнуло у неё в голове.
Парень, выглядевший наиболее трезвым и носивший чёрную кожаную куртку с блестящими молниями-застёжками, сделал несколько шагов вперёд, склонив голову набок и под углом почти в девяносто градусов внимательно изучая школьницу.
— Надо же.
Он вытянул руку вперёд, коснувшись её груди.
— Такая маленькая, а уже…
Он произнёс непечатное слово, увековеченное краской несмываемого маркера на коже Кати.
Пальцы его скользнули по надписи, скользнули по уже достаточно сформированным, несмотря на возраст, бугоркам плоти.
Катя, к ужасу своему, ощутила, что соски её заостряются.
"Началось", — вновь подумалось ей.
Примерная девочка Катя обладала прекрасно развитым воображением и успела за не столь долгий период своего знакомства с Интернетом прочесть немало порнорассказов — основную их долю, впрочем, по прямому заданию Шантажиста, вынуждавшего её не только читать литературные продукты непристойных сайтов, но ещё и выбирать из них наиболее "понравившиеся" и даже писать по некоторым из них сочинения — выделяя наиболее "запомнившиеся" моменты.
*****
Помнится, тогда примерная ученица Катя ещё подумала — кто знает, что унизительней, совершать по принуждению на школьном уроке определённые вещи со своим телом, или же писать сочинения подобного рода?
"Сейчас всё произойдёт, как в рассказе, — мелькали паническими строчками мысли в её голове. — Сейчас они сделают это со мной. Внимательно изучат надписи на всём моём теле, обсмотрят меня и общупают меня самым отвратительным образом. После чего — пустят меня по кругу, вынуждая выполнять все их извращённые фантазии".
Как знать, не этого ли хотел Шантажист?
Слабость в ногах по-прежнему не давала ей двинуться с места. Или, как в случае с сосками, тело попросту предаёт её? . .