Васёк сказал: "Внимание! Три-четыре — ПОШЁЛ!" Пацаны дружно начали двигать руками вперёд-назад вдоль своих писюнов, отчего те выросли ещё больше прямо на глазах! Внезапно у старшего пацана писюн выстрелил какой-то белой вязкой жидкостью, и стал судорожно дёргаться. Сразу за ним выстрелил и Колян, а я почему-то почувствовал очень приятное покалывание внизу живота.
Вдруг с силой открывшаяся дверь отшвырнула меня в сторону, как котёнка — в туалет ворвалась здоровенная тётка в белом халате и встала перед мальчишками, уперев руки в бока. Пацаны растерянно замерли с открытыми ртами, а их писюны продолжали дёргаться, выбрасывая порции белой крахмалистой жидкости обоим на штаны. Размеры писюнов уменьшались прямо на глазах. Тётка была довольно молодая, хотя и толстая, она плотоядно смотрела на застигнутых мальчишек: "Ну шо — попались, дрочуны!" (Какие ещё драчуны? — мелькнуло у меня в голове — никто ведь не дрался!) "Как же, настираешься тута за вами — а ну скидавайте штаны оба! Давай сюды!" Оба застигнутых пацана как под гипнозом безропотно отдали ей штаны, а Васёк вдруг нахально выпалил: "А тебе чё — завидно?" Тётка моментально вмазала пацану в ухо с такой силой, что он отлетел в сторону и уселся прямо в стоявший у стенки таз с водой. "Я повыступаю щас кому-то — всем яйца оторву, и ничего мне за это не будет! Я вам не докторша, я — пролетарьят! А ну, мокрозадый — сымай портки до кучи!" Дрожащий и грязный Васёк присоединился к голозадой компании, но тётка всё не унималась: "Вот такой хуёк (она показала свой мизинец) , вот такусенький хуёк! А туда же — дрочить! Как бы ваши мамки полюбовались, если б видели! А ну залазь все вот сюды — намыливай письки! Ваша сперма хрен отстирывается!" В углу комнатки низкой кирпичной перегородкой был отгорожен небольшой прямоугольник, в котором, похоже, наполняли вёдра. Пацаны туда залезли, и стали усердно мыть свои стручки с мылом. "Это кто ж так моет? А ну давай, чтоб я всю залупу видела — открыть всем головки, а то я сама вас так вымою, что мало не покажется!" Мальчишки со страхом потянули кожу на своих писюнах назад, и на их концах оголились красноватые шарики, действительно похожие на головки. А я и не знал, что писюн так интересно устроен — надо будет и себе попробовать!
*****
Тётка взяла шланг и направила струю воды прямо на моющихся пацанов. Те завопили: "Ой, холодно, ты чё делаешь?!" — "Авось не зима, не замёрзнешь! А ну марш в коридор к стенке — через час штаны отдам, не раньше!" Пацаны были большие — класса, наверное, из пятого, у самого длинного внизу живота уже появились волосики. Они взмолились в один голос: "Нина, Ниночка — ну не надо в коридор — мы больше не будем!" — "Сама знаю, что не будете, куда же вы нахер денетесь! А ну марш, поубиваю онанистов!" — Нинка замахнулась на мальчишек. Тем ничего не оставалось делать, как прикрыть обеими руками свои писюны и выйти на позор. В коридоре как назло собралась стайка девчонок с полотенцами, которые, увидев голых пацанов, так и прыснули в ладошки, а одна из низ закричала: "Люда, Маша — бегите сюда, опять засранцев ведут!" Я предпочёл незаметно улизнуть, и через две минуты снова заблудился.
Сколько я ни ходил по этажу, лестница никак не попадалась. Наконец я решил обратиться к проходившей мимо женщине в белом халате, выражение лица которой показалось мне довольно добрым. Пришлось честно признаться, что я заблудился, и всё ей рассказать. — "Знаешь что — ты лучше в тот туалет не ходи! — решительно сказала женщина — Там то курят, то Нинка воюет! Да и вообще это подсобка, мы просто пускаем туда мальчишек, чтобы девчёнки не смущались. Так что — вот большой детский туалет, им всегда и пользуйся! Как-раз напротив, чуть слева — лестница! А твоя палата — наискосок, вон та! Ну, беги, малыш!"
В палате оказалась лишь одна женщина — про неё говорили "лежачая" Она действительно лежала на койке и бормотала что-то непонятное. Я тоже попробовал поваляться, но почувствовал боль в животе. Вспомнив, что уже третий день не какал, я побежал в детский туалет. Там тоже было пусто. Я попытался и над унитазом устроиться, и на горшке посидел, но всё было без толку: сколько я не тужился, ничего не выходило, только живот сильнее разболелся.
Я пошёл назад в палату, но по дороге меня перехватила Наташа. Она уже вернулась с прогулки и выглядела очень весёлой: "Димчик, пойдём, я тебя на ужин провожу! А мне сегодня уже нельзя ужинать, завтра операция!"
Хотя бабушка мне дома все уши прожужжала, как плохо кормят в больнице, на ужин давали очень вкусный кисель и запеканку, я даже про живот забыл и съел почти всё. Но когда вернулся в палату, меня так скрутило, что даже слёзы на глазах выступили. Наташа это заметила: "Димчик, ты что — плачешь? По маме соскучился?" Пришлось ей всё рассказать про живот. — "Ну, эта беда не велика! Надо просто клизму поставить! Тебе ставили когда-нибудь? Сейчас Толяша придёт, и мы его попросим!" — Медбрат уже стоял в дверях: "Уткин, Чумакова — в процедурную!" — "Димчик, так ты — Уткин? Можно, я тебя Утёнком буду звать?" Наташа быстро скинула прозрачную рубашку, и собиралась уже надеть халат, но внезапно остановилась: "Ой, бабоньки, так это же меня сейчас брить будут! Ну хоть полюбуйтесь последний раз на мои кудряшки!" Заложив руки за спину и выпятив живот, она голяком прошлась по палате походкой манекенщицы. Девушки засмеялись, а толстая Семёновна звонко шлёпнула Наталью по голому заду: "Ребёнка постеснялась бы!"
Процедурной оказалась очень ярко освещённая комната с топчанами у стен. Толик стоял в углу около небольшого стола и набирал шприцы: "Проходите, раздевайтесь! У Уткина — мазок, у тебя — бритьё и клизма!" — "Толяша, у мальчика сильный запор, ты ему тоже клизмочку не сделаешь?" Толик посмотрел на меня, затем уверенно притянул рукой к себе и ощупал вздувшийся живот: "Да, без клизмы не обойтись! Вообще-то у него мазок. Я сейчас только уколы доделаю, и вами займусь! Наташ, ты его пока на спину уложи, и грелку налей — хорошо?" Мы с Натальей сели на топчаны, и я снял штаны, а Наталья халат. Большая комната была почти пустой, кроме трёх узких топчанов у стен в ней стоял лишь стол, стул и стеклянный медицинский шкаф с лекарствами. Слева была видна ещё одна комната поменьше с ванной на заднем плане и унитазом прямо напротив дверного проёма — самой двери почему-то не было.
Живот болел всё сильнее. "Подожди, не ложись! — сказала Наталья, — всё-таки мужик — он и есть мужик!" Она тщательно протёрла клеёнку, застелила её какой-то пелёнкой, которую достала из шкафа, и лишь тогда уложила меня на плоский топчан. "А подушки здесь нет?" спросил я. "Эх, незадача! А вот сейчас мы тебе походную соорудим!" — Наташа свернула мои штаны и свой халат, получилось не бог весть что, но гораздо лучше, чем совсем без подушки.
Наташа присела рядом и стала гладить рукой мой неимоверно вздувшийся живот. Её поглаживания были удивительно приятными, у меня даже слёзы высохли. Вошёл Толик: "Ну ты, комсомолка, даёшь — опять голяком!" — "Даю, да не всем! Сам же раздеваться велел, а теперь недоволен, чтоли?!" — "Ладно, проехали! Уткин, я у тебя сначала мазок возьму — ты уж потерпи, солдат! Становись на колени, попку раздвинь! Наташа — помоги ему, он не врубается!" Толик всунул мне что-то в анальное отверстие, от неожиданности я аж вскрикнул. "Ну всё, готово! Теперь набок ложись! Пожалуй, этой груши с тебя хватит!" Клизма вошла мягко, жидкость пошла внутрь, но когда Толик вынул грушу, всё стало вытекать назад. "Ну что же ты, сжимай попку!" Я перекатился на живот и попытался удержать жидкость в себе. Течь прекратилась.
Толик почему-то замялся: "Наташ, смотри, вот я тут всё приготовил — и пена, и бритва, а ты уж давай сама как нибудь!" — "Что — сама?" — не поняла Наталья. "Ну как — что? Перед твоей операцией лобок должен быть без волос" — "Во, дела — так ты брить меня брезгуешь, что-ли?! Я этой бритвы в руках не держала и близко не видела — и отец, и брат электрическими пользуются, понял? А тут самое нежное место!" — от возмущения Наталья покраснела всем телом, даже белые сисечки порозовели. "При чём тут брезгуешь — я думал, что тебе неудобно будет, ведь мы ровесники, и вообще… Ты же знаешь, что я будущий гинеколог, я уже два аборта делал, и только за эту неделю десяток лобков побрил разным тёткам!" — "Знаю я вашего брата! Если трахаться — так с удовольствием, а чуть заикнёшься про свои женские дела — да хоть про месячные, хоть про молочницу — так сразу морду воротите, западло в бабские проблемы вникать, видите-ли! Как же это тебя, стеснительного, на гинеколога угораздило?" — "Как — как? Когда поступал, особенно не задумывался, а на нашем факультете — только терапия и гинекология! Подошла специализация — смотрю, а на терапии не то что полные гады, но как-то все нелюбимые преподаватели собрались — вот я и подал на гинекологию. А теперь и сам увлёкся, только не привык ещё до конца. — Ладно, ложись-ка на спину, пожалуй" Толик умело взбил пену и густо намазал Наталье между ногами. Я лежал на кушетке и во все глаза пялился на невиданное зрелище, а медбрат и девушка были так увлечены, что не обращали на меня никакого внимания. Толик очень осторожно безопасной бритвой начал сбривать девушке лобковые волосы, от усердия у него даже пот на лбу выступил. Наталья же приподнялась на локтях и с увлечением следила за процессом бритья.
"Наташ, как бы вот эти складочки придержать?" — "Да держи уж смелее, скромник хренов, не порви мне только там ничего".
Толик стёр полотенцем последние остатки пены, и я уставился Наталье между ног. Волос теперь там не было, мыла тоже. Но на письки девчонок, которые я видел сегодня, это тоже не походило. Так что насчёт детства, видимо, она пошутила. Вокруг широкой щели, идущей внутрь девушки, располагались розоватые складки, темневшие к краям. Вверху они сходились в какой-то бутон. Внутри щели виднелась ещё пара складок, и разные другие непонятности. Зрелище пугало и притягивало одновременно.
Толик подошёл ко мне: "Уткин, что-то ты долго лежишь, на горшок ещё не захотел?" — "Не-а!" — "Похоже, что я недооценил ёмкость твоего юного организма! Ну — это мы сейчас запросто добавим, только уж держись, братан!" Он быстро влил в меня ещё порцию жидкости, и наконец-то в моём животе началось какое-то шевеление.
"Ну что, Натали — попрошу на бочок!" Смазав вазелином наконечник, он ловко вогнал его в натальину попу. От наконечника шёл шланг к клизме, висевшей сверху на специальном крючке. "Девушка, а вы хорошо смотритесь с хвостом!" — "Толяша — да ты садист, оказывается! Прикрути краник, а то быстро льётся, я полная уже!" — "Терпи, комсомолка — всё по инструкции!"
У меня в животе так забурлило, что я еле успел вскочить, и добежать до унитаза, как "процесс пошёл". Я, кажется, понял, почему между комнатой и туалетом двери не было — её всё-равно бы вышибли! Постепенно мой живот приобретал нормальные размеры и переставал болеть.
Я уже совершенно блаженно сидел на унитазе, выжимая из себя остатки. Вдруг Наталья вскочила с топчана и в полусогнутом виде заковыляла ко мне: "Утёнок, пусти скорей, не могу больше!" — "А я ещё не всё!" — "Ну потерпи, маленький, потом докакаешь, а то я сейчас прямо на пол наделаю!" Неохотно я уступил место. Не успел я встать, как Наталья уже сидела на унитазе и громко какала: "Ой, мальчишки, ну уйдите — стыдно ведь! Толик, у вас тут двери нету, что-ли?" — "Дверь мы специально сняли, сами женщины просили! То на лбу шишка, то добежать не успевают… Ну ладно, раз я вам больше не нужен — пойду по палатам свет гасить! А ты, Уткин, если что — помоги девушке, ты же всё-таки парень! Ни пуха, Натали!" — "Ой, к чёрту! Иди уже давай!"
Толик ушёл, Наташа закончила своё дело, помыла ванну, поставила в неё меня и неумело выкупала с мылом. "Утёнок, невозражаешь, если я к тебе присоединюсь?" — Она влезла в ванну, окунулась и встала, держа мочалку и уставившись на свой живот: "Слушай, такие ощущения, как будто дважды голая! Ну что, Утёнок — похожа я на маленькую девочку без волосиков?" Я ещё раз внимательно рассмотрел её письку и сказал: "Похожа, но не очень — у маленьких девочек ничего не торчит из щелок, а у тебя — вон сколько!" Наталья тоже поглядела на свои довольно сильно высовывающиеся половые губы: "Да ты, оказывается, крупный знаток!" Она легла в ванну и блаженно растянулась: "Утёнок, ложись сверху бутербродиком, а то тесно!" Лежать в тёплой ванне с голой девушкой было так приятно, что я невольно зажмурился, уткнувшись лицом в женскую грудь. "Ой, а петушок-то у тебя какой твёрденький!" — Я почувствовал её руку на своей своей пипиське, и это было очень даже приятно. "А я дома всегда с братом купалась, воду-то долго было греть на каждого! Так что — мама с отцом, а я с Игорем! А когда он в шестом классе здоровенный вымахал, то вместе уже не помещались — сначала он меня мыл, а потом я его! Отец как раз погиб тогда, мама плакала всё время, так что мы сами всё и делали! Её самоё пришлось купать несколько раз, такая была слабая, больше месяца болела! А теперь Игорь в авиаучилице, а у меня вот видишь — почки!" Я, конечно, слышал, что есть такие почки внутри нас, которые гадость из крови забирают и в мочу выбрасывают, но сейчас я видел перед собой только красивую попку вылезающей из ванны девушки. "Опа, приехали — а полотенец у них нет, что-ли? Ладно, пойдём ТАК в палату, там и вытремся!"