Подросток утвердительно склонил голову, дернул ею в полукивке, слишком распалённый, чтобы отвечать вслух.
Она тщетно попыталась облизнуть губы.
Во рту пересохло.
— Оглянись, Стас, — на миг задумавшись, придала она своему голосу вкрадчивость. — Ты наблюдаешь сейчас окно своей собственной комнаты. Его шторы задёрнуты?
— Да, — голос пациента на мгновение дрогнул. Естественно, будь шторы его комнаты в тот час открыты, предался бы ли он тому, чему предавался тогда?
Голова его чуть повернулась вправо. Вероятно, там с его точки зрения располагалось окно?
— Ты бы мог, — загадочно понизила голос Инессе, — прямо сейчас подойти к окну и открыть их? Прямо сейчас, не одеваясь, как есть?
Она ощущала, что играет с огнём, что упала ниже, чем когда-либо могла представить, но не в силах была себя остановить.
— Я… — Пальцы подростка в очередной раз конвульсивно дёрнулись. Дёрнулись и сжались. — Я не з…
— Представь, — шепнула она, наполнив голос сладостью, — что психолог Инессе просит тебя об этом. Тебе же нравится фантазировать о ней, о её ногах, о её безумно дразнящих коленях? Вообрази, что она сейчас наблюдает за тобою. И ей хочется, чтобы… ты, продолжая думать о ней умом и телом… прямо так подошёл к окну и распахнул шторы.
Последние слова она почти что жарко выдохнула, вложив в них все интонации, которые могла.
Некоторое время после этого лишь молча следя за реакцией парня, действия которого вконец утеряли всякое подобие приличий, меж тем как черты его лица на миг исказились и выразили странную беспомощность. Поднявшись из кресла, он сделал около семи или восьми шагов вправо — застыв в ничем не выделяющейся внешне точке кабинета, которая, видимо, и была для него окном.
— Открой шторы, Стас, — ласково шепнула она. Скорее даже советуя, чем прося. — Ей бы этого хотелось. Тебя же заводят… её ноги, её искушающие колени, её сводящие с ума бёдра? — Вновь используя эти обороты, частично позаимствованные от пациента, она даже слегка покраснела. — Ни на секунду не забывай о них…
Тяжело дыша, подросток приподнял левую руку и сделал ею несколько резких движений в воздухе перед собой — по-видимому, символизирующих раскрытие штор. Правая рука его тем временем прижалась к промежности ещё крепче, а ноги чуть пошатнулись.
Она наблюдала, как пациент пред нею бесстыже рукоблудствует у открытого окна собственной комнаты — что было реальностью в уме пациента и наверняка могло без особых усилий с её стороны стать реальностью наяву? — и ощущала при этом не поддающуюся переводу смесь переживаний, в которых впервые за всю свою жизнь не могла разобраться даже сама.
Нормальна ли она?
Пальцы её дрогнули, выученным движением скользнув по взмокшей тканной полоске. Осознав, что делает, Инессе на мгновение перестала дышать и ощутила на щеках румянец — но в следующее мгновение пальцы её прогулялись по знакомому маршруту ещё раз и ещё, несмотря на всё гуще заливающую щёки пунцову.
Что есть норма?
Свободная рука её, словно по собственной воле, устремилась к застёжке сумочки. В каком там из отделений располагался сотовый?
Поймать в видеозахват входящего в раж, уже начинающего терять равновесие пациента было делом нескольких секунд. Подержав его около минуты в кадре, Инессе зуммировала изображение, чтобы приблизить искажённое в очередном стоне лицо.
На некоторое время она залюбовалась им, ощущая себя при этом кем угодно, но только не психотерапевтом, дававшим клятву Гиппократа.
Никакого пафоса, никакого сарказма, никакого льда. Лишь похоть, стыд и готовность на всё ради оргазма.
Вот бы увидеть эти прекрасные черты на его лице в обычном состоянии сознания?
Она вновь попыталась облизнуть губы.
— Тебе нравится, Стас? — нежно осведомилась она. Не вопроса ради, но чтобы снова уловить пациента в шёлковую паутину своего голоса. — Не спеши. . ты можешь чуть сбавить ход… вдох за вдохом…
— И-и-инесс… — само собою слетело с уст вспотевшего, едва держащегося на ногах подростка.
Брови психолога взлетели вверх.
Нет, всё должно быть в порядке. Он, вне сомнений, обращался к ней лишь как к объекту своих фантазий.
— Инессе хотелось бы, чтобы ты остановился, — заговорщицким тоном шепнула она. — Ей хочется тебя помучать, понимаешь? Затвори шторы, возвращайся обратно… и натяни брюки с бельём.
Порою коварства ради приходится говорить и правду.
Чувство р а п п о р т а, этой незримой тонкой нити, соединяющей гипнотизёра и гипнотизируемого, как она, несмотря на все наплывы сумасшедших переживаний, ухитрилась сохранить его? Но она была твёрдо убеждена, что транс не нарушен и что индивидуум перед нею по-прежнему подвластен её воле.