— Вы… даже теперь пытаетесь помочь мне, — глухо проговорил он, продолжая прятать лицо. — После того, что я с вами… после того, что я натворил. Нет, Инессе, вы хороший человек, я же… я же… нет.
Инессе слегка отстранилась, почти силой вынудив Стаса приподнять голову и поднять на неё взгляд. Глядя ему в глаза и ощущая, как что-то переплавляется у неё внутри.
— Ты неправ, Стас, — просто произнесла она. Даже сама удивившись, сколь бесстрастно и невыразительно эти слова прозвучали. — Я плохой человек.
Высвободившись из его объятий, она выскользнула из кресла и сделала пару шагов к письменному столику. Не позволяя себе передумать — имело ли это, впрочем, смысл? — извлекла из верхнего ящика пару тоненьких папок, усеянных убористым текстом в шрифте Courier New.
Развернулась обратно к недоумённо следящему за ней Стасу.
— Читай.
Не глядя далее на пациента, психолог взяла сумочку, накинула висевший на стенке халат и вышла в подсобку — небольшое дополнительное помещение, где у неё располагались запасы чая с кофе, миниатюрный сервант и прочие не слишком ожидаемые во врачебном кабинете вещи. Села в кресло, включив электрический кипятильник. Прислушиваясь к усиливающемуся гулу чайника, коснулась черенка ложки в стакане для чая — зачем-то подвинув его.
Ей, по правде говоря, было уже всё равно, что будет.
Скорее осязанием, чем слухом она уловила движение воздуха за спиной, почувствовала дрожь открывающейся двери. Таинственным шестым чувством ощутив очертания фигуры, расположившейся позади.
Несколько секунд в комнате по-прежнему висело молчание.
— Зачем вы… сделали это, Инессе?
Она приоткрыла рот — и тут же закрыла, невидящим взором глядя на ложку в стакане.
Удариться в психоанализ? Поведать о теории кризиса средних лет, в наш инфантильный век настигающего многих едва ли не сразу после двадцати? Просто признать вынужденно, что она, Инессе, латентная извращенка, выведенная на чистую воду иллюзией безнаказанности?
Стас тем временем обогнул кресло и, стоя лицом к ней, полуопёрся ладонями о край стола позади. Изучая её внимательно и осторожно, как будто пытаясь прочесть невысказанный ответ по чёрточкам её лица.
— Зачем вы… показали мне эти листы? — спросил он уже о другом, продолжая тщательно изучать лицо Инессе. — Ведь могли б, — тут голос его дрогнул на миг, — и не показать.
Психолог коснулась пальцем металлического бока закипевшего чайника — словно проверяя температуру — и тут же отдёрнула палец. Деланно безразличный жест, позволяющий отвлечься от чувств — и надеть маску бесстрастия.
— Ты считал меня хорошим человеком, Стас, — без выражения произнесла она. В подчёркнуто нейтральном тоне звучала лишь разве усталость. — Ты убедился, что это не так.
Подросток несколько секунд, несколько утомительно долгих секунд смотрел ей в глаза. На протяжении этих секунд Инессе стала ощущать, как по щекам её расходится пунцова, а сама она почти тонет в кофейном океане этих карих зрачков.
— Мне не кажется, что вы… плохой человек, Инессе. — Он вытянул руку вперёд, коснувшись её ладони. — Просто… одинокий.
Вздрогнув от прикосновения его пальцев, она ощутила, что глаза её почему-то слезятся.
— Мне нельзя было работать психологом, Стас. — Не отводя взгляд от его лица, Инессе чуть сжала его пальцы своими. — Никак нельзя было.
— Ну, почему, — он продолжал всё так же внимательно и осторожно смотреть на неё, хотя в глубинах его зрачков как будто промелькнула на миг искра иронии. — Гипнотизировать у вас получается превосходно.
Уголки её губ непроизвольно дрогнули.
Довольный произведённым эффектом, подросток отклеился от края стола, обходя её кресло сзади, на мгновение Инессе ощутила его руки на своих плечах, а его жаркие губы — прямо возле своего левого уха.
— Ничего, если я сделаю вам чаю?
От неожиданности она даже не нашлась с возражениями, хотя вообще-то обычно предпочитала кофе.