Расчленение добродетели или Секретный дневник мадемуазель N-2. Часть 12

— Уф, теперь осталось довести вас до жертвенного алтаря и излить на глазах ведьмы свое драгоценное семя, — прокомментировал происходящее Жозеф.

Уже через полчаса, карета кузена въехала во двор ведьминого особняка и остановилась у ступенек парадного входа. Выбравшись из экипажа под дождь, маркиз вступил в долгие и нудные переговоры с худой, высоченной женщиной — по всей видимости, экономкой волшебницы. Минута шла за минутой, но собеседница маркиза лишь раздраженно качала головой, покачивая ею из стороны в сторону. Наконец, аристократу надоела бесцельная болтовня, он взял экономку за талию и со всего маху посадил ее в клумбу, добавив, что такому "прекрасному" цветку самое место посреди роз и благоухающих флоксов.

Не обращая никакого внимания на крики обезумевшей служанки, маркиз вбежал в дом и уже через пять минут вышел из него с прекраснейшей женщиной, одетой в длинное обтягивающее платье.

Красота волшебницы действительно поражала воображение. Ее груди были полными от молока, а задница представляла собой прелестнейшее произведение искусства. Лицо Каролины Де Лавелль было красивым и идеально гладким, волосы черными и сверкающими, словно летняя ночь. Губы полными и чувственными. Однако, во взгляде Де Лавелль читалось коварство, смешанное со следами похоти и самых необузданных страстей.

Заглянув в карету, волшебница пожрала меня разнузданным взглядом и безаппеляционно заявила.

— Немного стара! Вы уверены, что она девственница?

— Поверьте мне, мадемуазель Де Лавелль, я лично проник в ее влагалище с помощью хитроумного оптического инструмента и нашел перепонку. Однако, для того, чтобы исполнить выдуманный вами бесстыдный акт я должен быть абсолютно уверен в том, что в последствии вы исполните и мое желание?

— Вне всякого сомнения, маркиз, но удовольствия плоти превыше всего. Тащите эту девственную суку в спальню, пока я отдаю распоряжения об обеде. Думаю, сегодняшняя утка с грибами придется вам по вкусу, а потом мы устроим оргию, которую свет не видывал. Как вы относитесь к случке с десятком малолетних девиц? Или вы предпочитаете мальчиков…

— И тех и других, мадам! — кивнул головой маркиз, — Все, что вы говорите, просто очаровательно!

— Пока я буду дрочить этих глупых скулящих сучек, вы самым жестоким образом будете брать девственницу. Надеюсь, вы понимаете, что мое извержение возможно лишь в случае чрезвычайно изощренного и непристойного полового акта. Без него, доступ к шару вы не получите… Имейте это в виду, — вновь произнесла колдунья и закрыла дверь в экипаж.

Поскольку Жозеф через пять минут также покинула меня, я оказалась в полном одиночестве и провела в экипаже еще два часа. Наконец, дверь кареты распахнулась, и мой кузен осторожно взял меня на руки. Подняв меня на второй этаж дома, брат вошел в просторную обеденную залу, в центре которой возвышалась огромное ложе, увенчанное ослепительно прекрасным балдахином. Именно сюда и бросил меня Жозеф, прошептав на ухо, что я должна стонать и изо всех сил вести себя, словно насилуемая жертва.

Отделавшись от своей "ужасной" ноши, кузен отправился за стол, где жуткая женщина обедала в присутствии бледного, как смерть, маркиза. За столом хозяйке прислуживала невысокая симпатичная девушка 17 лет, которая с ужасом смотрела на меня, во всех деталях представляя события надвигающейся ночи.

Отобедав и выпив пару бокалов вина, колдунья расслабленно развалилась в кресле и томно произнесла.

— Итак, господа. Я поняла, что смогу получить от вас все, что хочу, и это радует мою развратную душу.

*****
Киннерштайн с ужасом посмотрел на кровать и, запинаясь, произнес.

— Но мадам, вы не боитесь, что несчастная женщина не сможет пережить ночь нашего наслаждения?

— Это вас пугает? — презрительно отозвалась колдунья, после чего коснулась рукой щеки аристократа, — Несчастный маркиз, слухи о вашей развратности чрезвычайно преувеличены. Однако, я не буду разрушать сложившийся годами образ. Наоборот, мне доставит удовольствие поразить ваше воображение! Меня же уже давно ничто не может смутить!

— А как же доброта и человечность — продолжил высказывать свои опасения Киннерштайн.

— Помилуйте, господа, о какой доброте к ближнему может идти речь, когда я собираюсь утолить свою ненасытную похоть. Вы вообще, хотя бы на мгновение можете представить себе, как приятно ублажать свою киску, взирая на стоны и вопли насилуемой жертвы. О, нет, не говорите ничего! Вы ровным счетом ничего не знаете господа. Сейчас я вам расскажу, что подвигает меня на самые жестокие преступления.

Повернувшись к своей невысокой скромной служанке, мадемуазель Де Лавелль произнесла.

— Кланвиль, дурочка, не стой столбом. Налей мне в стакан немного девственной крови.

Естественно, Де Лавелль пила не кровь, а специальным образом приготовленное красное вино. Однако, мои друзья, мало сведущие в алхимии и магическом искусстве, были действительно шокированы происшедшим, поскольку страх перед колдуньей парализовал им мыслительную деятельность. Если бы м-ме Де Лавелль действительно пила кровь за каждым своим обедом, то деревня вокруг замка была бы пуста и безжизненна, чего в действительности не наблюдалось! — прим. м-м N.

Добавить комментарий