Назавтра Таня пришла опять, такая же робкая и тихая, но она не ходила по квартире и не восхищалась увиденным, а прямо спросила:
— Ты вчера сказал, что можешь избавить меня от этого (она коснулась очков) и от этого (она показала на прыщи) . Это правда?
— Я сказал, что могу попробовать.
— А папа не верит, что у тебя получится.
— Таня, я прошу тебя только об одном. НИКОГДА, слышишь, НИКОГДА не рассказывай взрослым, чем мы тут занимаемся! Обещай мне.
— Обещаю. А вот что подарил мне вчера папа!
— И что же?
— А вот!
Она распахнула пальтишко и крутанулась на одной ноге.
— Это новая парадная школьная форма!
Вовка умел притворяться, а как умела притворяться Ирка! Но тут притворяться не было необходимости.
Форма действительно была хороша! Кружевные воротничок и манжеты, кружевной белый фартук и платье из какого-то искрящегося материала.
— Ира! Вчера Таня ушла из нашего дома без подарка! Это надо исправить. Отведи ее в свою комнату и подбери ей что-нибудь из нового. Что подойдет, заверни.
Ирка послушно кивнула, взяла Таню за руку и увела к себе в комнату, оставив маленькую щель, к которой и прилип Вовка. Таня медленно сняла новую форму и чистое, но ветхое белье, включая лифчик и трусики. Вовка успел полюбоваться и большой девичьей грудью, и округлой выпуклой попкой, и стройными ногами, и темным треугольником под плоским животиком. Потом реактивная Ирка стала пачками доставать из шкафов одежду, белье, прикладывать все это к Тане и говорить без умолку о моде. Вовка устал стоять и ушел в гостиную посидеть на диване. Но тут вышла Таня. Нагруженная пакетами и поминутно отказывающаяся от них. Прыщи ее сияли ярче прежнего. Вовка нашел в кладовке рюкзак и, набивая туда Иркины подарки, сказал:
— А рюкзак от меня твоему папе. В походы ходить, за грибами, на рыбалку. Он ведь любит?
— Полюбит! — уверенно сказала Ирка и крутнулась на одной ножке так же, как крутилась час назад Таня, хвастаясь новой формой.
Таня ушла, ошеломленная больше чем вчера.
— Ты знаешь, Вовка, дарить подарки даже более приятно, чем их получать!
— Особенно, если они не нужны тебе самой.
Ирка захохотала в голос.
— Опять журнал "Веселые картинки"?
Она покивала и шепотом сказала:
— Она наша!
— Но лечить ее буду я!
— Ладно-ладно! Вместе лечить будем! Когда-то Калерия подцепила на Кубе заразу, была вся в прыщах, и отец доставал какую-то специальную косметику.
— Помогло?
— Внутрь ушли. Ха, я напишу ему, что у меня возрастные, он что-нибудь пришлет.
— Хорошо. А я займусь ее глазами. Не знаешь, завтра придет?
— Не придет, пока все не перемеряет!
— Папа поможет!
— Вовка! Не шути так больше. Ладно?
— Не буду.
Вечером завтрашнего дня пришла Таня. Как всегда тихая. Поздоровалась, хотя в школе виделись.
— Ты проходи, раздевайся. Ложись на диван. Прежде, чем начать лечение, я должен тебя осмотреть.
— Раздеваться? Совсем? Как в поликлинике?
— Что-то вроде. Я занимаюсь иглоукалыванием, но прежде, чем начать, мне нужно проверить активные точки на чувствительность.
— Мои?
— Твои. Не мои же. Или ты стесняешься?
Таня пожала плечами.
— Да нет. Все снимать?
— Все.
Не торопясь, аккуратно складывая одежду и белье, Таня разделась, легла на диван и раздвинула ноги.
— Так?
— Ну, если так тебе удобней:
— А как удобнее тебе? Если хочешь меня, не стесняйся. Может, раком?
— Может, позже? Я всего лишь хочу тебя осмотреть.
— Ну, смотри:
Через полчаса осмотра Вовка, покалывая иголкой нужные точки, проверил их чувствительность и сказал:
— С глазами все ясно. Ты когда-то перенесла сильнейший стресс, глазные мышцы перенапряжены, глазное яблоко деформировано, но это поправимо. Пока едет косметика, попробую устранить воспаление на лице.
— Откуда едет?
— Из-за границы.
— Вовка! — она округлила близорукие глаза без очков. — Я же с тобой не расплачусь! Ты же будешь трахать меня за это каждый день по несколько раз!
И вдруг, сжавшись в комочек на диване, разрыдалась.
— Таня! Не плачь! Не хочешь, не буду трахать ни разу. У нас это дело добровольное!
Она замерла, думая, что ослышалась, и подняла на Вовку глаза, полные слез. А глазки-то у нас, подумал Вовка, хоть и близорукие, но красивые.
Она вытерла слезы обеими руками, и стала одеваться.
— Валериянки дать? — участливо спросил лекарь.
— Можно я завтра приду? — надев очки и став обычной Таней, спросила она.
— Правильно! — заметил Вовка. — Начинать лечение нужно только в хорошем настроении.
Вечером прибежала Ирка и первым делом спросила:
— Ну, как? Была? Трахнул?
— Нет. Похоже, у нас еще одна странная. За лечение и подарки стала предлагать трахать себя по нескольку раз каждый день.
— Это же хорошо! Я же тебе говорила, что она из наших!
— Похоже, тут надо не прыщи сводить, а психиатров вызывать. Девочка, кажется, перенесла большой стресс на почве секса. Как ты, как Марка: поговорила бы ты с ней завтра, только не на перемене.
— Хорошо. А у меня новость! У меня на лобке волосы полезли. Показать?
— Покажи.
Ирка задрала юбку и приспустила трусики. Вовка погладил лобок и обнаружил несколько кудрявых волосков.
— Ну, вот. Теперь девочкой у нас останется только Людка Шенгелия. А твои заросли пора брить.
На следующий день Вовка зашел сначала на старую квартиру, пообедал и пришел в новую в приятном состоянии духа. Девочки только закончили общаться, Таня лежала на диване, укрытая одеялом и спала.
Ирка притащила Вовку на кухню и, сделав страшные глаза, принялась рассказывать танины тайны.
— Слушай, ее папа иногда работает в "ночную" , и она не может спать одна.
— Значит, я должен спать с ней? То есть, я хотел сказать, у нее дома.
— Нет. Я подумала, что в эти дни она могла бы спать у нас, вот как сейчас, на диване.
— Если для нее это важно, то пусть, конечно. Но почему она боится спать одна?
— Сейчас расскажу! Начну с того, что родителей своих она не помнит. Или не знает. Росла она в детском доме, как мой папа. И все бы ничего, если бы их детдом не ликвидировали, а их не слили с дурдомом. Вот тут-то и начинается самое ужасное. Чтобы слить, всех детей объявили умственно отсталыми. УО — сокращенно. И Таню тоже. В дурдоме содержались разные дети. От чуть-чуть чокнутых до "овощей" , которые ходили под себя. Вот этим "овощам" поначалу доставалось больше всех. Санитары тащили их в ванную, мыли их из шланга, как скотину, а потом, мокрых тащили обратно, привязывали к кроватям и насиловали. Причем санитаров было много, "овощей" — мало. И санитары менялись. Причем они насиловали всех подряд, и девочек, и мальчиков. А когда приехали "свежие" и совсем не дурные, санитары устроили голый праздник, накачали их лекарствами, заставили водить хоровод, а потом выхватывали, тащили по углам и насиловали скопом. А остальные все водили хоровод. Ой, я больше не могу рассказывать, я сейчас заплачу! Они хуже фашистов!
— И чем кончилось? — мрачно спросил Вовка. — Такое не может продолжаться долго.