А лет через пять у меня появился Никитка — молодой парень, отсидевший года три в лагере за непредумышленное убийство и выпущенный по амнистии на поселение в наш поселок. Однако трудности были! В лагере его опустили сразу же, в первые дни — ну, молодой, симпатичный, неопытный — дело обычное. Долго был при воре в законе, так сказать "личной женой" , а когда того перевели в другой лагерь — пошел по рукам. Думал — освободится — и все пойдет по-другому! Но "лагерных девок" и поселенцы не жаловали — селиться можно было только в бараке, где все были такие же. Но там свободных мест не было. Да и с работой хана — полпоселка работало в разных лагерных службах: парикмахерских, прачечных, кухнях. Но туда опущенным путь был заказан — лагерь взбунтуется! Ну, разрешил я ему пожить в бане, пока было тепло.
А с холодами — пожалел, в дом пустил. А тут как раз ввели должность помощника лесничего. Зарплата — копеечная, но ему и это было счастьем. Не знал, как отблагодарить! Вернее — знал, и всегда был под рукой, когда мне вдруг приспичит. Абсолютно безотказный, только свистни. Где меня настигло — там и разряжаюсь в него! Он и меня кое-чему научил. Никогда не знал, как это приятно, когда лижут очко. Даже представить себе не мог, что это может доставить удовольствие. Да еще не только тому, кого обрабатывают, но и тому, кто этим занимается. Поначалу стеснялся я, все казалось — очень унижаю парня. А он так отдавался процессу, настолько самозабвенно, что мои сомнения ушли, и я здорово подсел на эти утехи. Одно было плохо — мои размеры для него не подходили. Как дело доходило до анала — орет, выворачивается. А я злюсь, бывало он и по физиономии получал! Но молодец — начал себя разрабатывать всем, что под руку попадется — огурцы, скалку старую приспособил. Когда первый раз меня впустил — рот разинул, глаза выпучил, мычит, руками судорожно одеяло сжимает. Но — вытерпел, правда, потом очко неделю лечил… Так и жили.
Ну, а в доме — это была баба! Моет, варит, стирает. Все бы ничего, но в поселке его сильно не любили. Он туда старался не показываться. На меня тоже косились, но я — другое дело, я — мужик! А ему проходу не давали, шпыняли, били даже. Как-то прибежал пацан из поселка — твоего, говорит, поймали в лесу и бьют! Я ружьецо прихватил и — бегом, спасать. Не били его — насиловали. Я курок взвел и говорю: — Сейчас самому озабоченному яйца отстрелю. Нехотя отпустили, грозят — все равно поймаем и пришьем!
Не врали! Где-то через год подкараулили, завели в тайгу, раздели и к дереву привязали! Я его на второй день нашел, да поздно было — комары да гнус заживо сожрали. Скучал я по нему, привык очень, без него и жизнь и дом опустели. Даже пить начал. Самое время было бы вырваться отсюда. Но в лесхозе свободных должностей не было, а со специальностью лесничего я нужен только в тайге. Дал я себе с тех пор зарок — никого рядом с собой не пригревать — привыкаю быстро и сильно, а потом терять очень больно. Но чуть было опять не вляпался…
Как-то вызвали в Ачинск в лесхоз на курсы повышения квалификации. Мне их курсы — на хер не нужны, я про тайгу уж точно больше знаю, чем их преподаватели. Я на эту учебу положил большой болт. Но каждый вечер шлялся по городу и наслаждался видом нормальных людей, с нормальной речью и нормально одетых. Нашел кафешку — приличную, но не дорогую. Пил пиво, разглядывал девок, бывало и парней. Ничего не поделаешь — пацаны тоже интересовали. Несколько раз уходил с бабами к ним домой (в гостиницу, где нас поселили, бабу не приведешь!) . Были и парни симпатичные, вроде даже — глаза на меня пялили, но — хрен их знает. Может и не голубые. Не рискнул подойти — не хватало еще нарваться на натурала!
Как-то девка с парнем зашли. Красивая пара — глаз от обоих не оторвать! Им остальные-то — по хер! Сели и друг на друга глядят и никто больше не нужен. Но, как обычно бывает в третьесортных заведениях, — группа молодых парней на подпитие приставать к девке начали. Пара хотела уйти, но им не дали: начали девку гладить, хватать, провоцируя парня. Тот, естественно, взвился — ну и схлопотал тут же. Но — молодец, девку не бросил! Схватил бутылку с шампанским и вломил одному из этой шпаны. Тот свалился, не встает! Парень девке кричит: — Беги, а сам вторую бутыль хватает. Девка-то ускользнула, а этого свалили и в жесткий оборот взяли. Крепко успели навалять, пока охрана не разняла.
Те своего, лежачего, унесли, а парню я помог встать. Знатно его отделали. Но хуже всего было то, что его наверняка ждали снаружи. И он это тоже знал. Пожалел я его. Попросил охрану выпустить нас с черного хода. Спрашиваю: — Куда тебя отвести? А он головой мотает — некуда. Те парни — из одного с ним общежития. А получивший по голове бутылкой — сынок местного непростого мента. Они ему этого не спустят. Делать нечего, привел его в нашу гостиницу, попросил у горничной воды и ваты, кое-как привел в порядок, уложил на раскладушке. А утром выяснилось — сынок мента в больнице ночью умер. Парень в шоке: — Это пизд@ц! Оставаться нельзя, а ехать — некуда и не на что! Договорился я, что уеду с курсов на день раньше, да и увез парня с собой в Суриково — отсидеться.
Не знаю, как нас не вычислили, но — парня никто у нас не искал. Через неделю зажило на нем все. Можно бы и назад — а куда? Наверняка в розыск подали. С собой — ни денег, ни документов. И в поселке публиковать его нельзя — сразу донесут ментам. Так и завис. Хорошо запасы были — не голодали. А что дальше делать — не знает ни он, ни я. Так и жили в подвешенном состоянии.