Парня звали Петром. Грамотный, рукастый, любую работу норовит за меня сделать. Очень благодарен был мне за спасение. Но — заскучал! То ли по девке своей, то ли по жизни городской. Ляжет вечером на топчан, уткнется в телевизор — и лежит до самого сна. А у меня хрень началась. Уже вроде и годы не молодые, а ничего с собой поделать не могу — понравился он мне. Вроде даже и секса не очень надо — просто нравится, как молодая мужская особь! Хотя — вру, хер по утрам как каменный! В баню боялся с ним ходить — вдруг как-то спугну ненароком! А он заметил, что я к нему тянусь — и вроде как-то обрадовался, тоже потянулся. Начал меня по отчеству звать — Савельич да Савельич!
Жаль водку не пил — может и удалось бы мне его на что-нибудь подвигнуть. Где-то через недели две совсем невмоготу стало. Только прикоснусь — как током бьет. Схватил бы в охапку, да подмял бы на топчане. Он тоже заметил перемены, понять не может. Но молчит. Я первый не выдержал — будь что будет! Натопил баню, да и пошел вместе с ним. Он разделся, а я глаз не могу отвести. Пялюсь до неприличия. Загнал его на верхнюю полку и давай веником обрабатывать. И глажу ненароком его тело, руки, плечи, ноги. Хер окаменел. То ли его это смутило, то ли руки мои слишком дрожали, но только он голову опустил и, не глядя на меня, ушел.
А когда я пришел в избу, спросил только: — Ты думаешь, что я педик? У меня горло пересохло: — Да, нет, Петя, просто ты мне нравишься, очень нравишься! Он: — Это в каком же смысле? Трахнуть хочешь? Ты, наверное, любишь парней трахать?
Я долго давился ответом. — Ну, да, Петя, было у меня с парнями. Но такого не было, как сейчас. Никогда не думал, что могу ТАК хотеть парня. Я не ласковый, даже скорее жесткий, но — не пойму, почему к тебе тяга такая… нежность что ли! Я не взять тебя хочу, а жить с тобой, обладать, чтобы моим ты был, только моим… и навсегда…
Он долго молчал, уставившись в пол. И не поднимая глаз, сказал: — Ты прости меня, Савельич! Мне с тобой хорошо, надежно, тепло. Давно ни с кем мне не было так по-родственному. Наверное, и ты в жизни одинок, и тебе тоже кто-то рядом нужен. Я рад бы стать таким для тебя. Но не стану. И даже не потому, что люблю свою девушку! А потому, что не могу… не умею и не хочу… ну, в общем — я другой, и таким, как тебе нужно, никогда не буду. А знать и видеть, что ты от этого будешь мучаться — тоже тяжело. Извини, Савельич, не держи на меня зла…
Утром он исчез. Я знал, что он уже не вернется. Сначала ругал себя, что не сдержался, а потом понял — прав он был, дальнейшая жизнь вместе только измучила бы нас обоих. Что толку рвать сердце… Неделя запоя ничего не облегчила, но утвердила в мысли, что больше у меня никого не будет. Трах — трахом, а подпускать к себе никого нельзя. Не то, что я плохой! А то, что я не умею и не готов приобретать и терять.