Валерка и другие (поэма №2)

часть первая

НЕ ПЛАЧЬ, ДЕВЧОНКА:

Уходил служить Валерка – провожала вся родня:

и девчонка его – Верка, и соседи, и друзья

парня тоже провожали, – ели-пили за столом:

"Все мы в армии мужали, – старый дедушка Пахом,

опрокидывая стопку, улыбался. – Не боись!"

И, поддев огурчик ловко, дед рассказывал "про жись" :

Друг Колян "про дедовщину" без утайки говорил

и, как опытный мужчина, безопасности учил

захмелевшего Валерку, – ужасалась тихо мать:

Раскрасневшаяся Верка обещала парня ждать:

и хотя не очень верил ей Валерка – что слова! –

тем не менее, твердели у него штаны, едва

в полутёмном коридоре прижималась передком

к нему Верка: и, рукою теребя ей сиськи, он

целовал девчонку в губы: "Никого не подпущу:

дожидаться тебя буду:" – гладя парня по плечу,

щекотала Верка ухо жарким шепотом своим,

и штаны бугрились туго от желания любви –

член стоял, и прогуляться звал Валерка, но она,

не желая отдаваться, не пускала пацана

в свои трусики, и губы продолжал он целовать,

и шептала она: "Буду: честно буду тебя ждать!"

Закадычный друг Сережа, обещая проследить,

обнимал Валерку тоже, – уходил пацан служить

на два года: и украдкой вытирала слёзы мать:

На бумаге это гладко – долг Отечеству отдать:

А на деле: а на деле – две зимы и лета два, –

провожали: пили-ели: "Ты, мамаша, не права,

что рыдаешь: Оглянуться не успеешь, как орлом,

смотришь, он уже вернулся! – пьяный дедушка Пахом

опрокидывал стопарик: улыбался: – Не боись!

Отслужить обязан парень!" И – рассказывал "про жись" :

как в Германии когда-то сам служил после войны:

и каким лихим солдатом был тогда он: – пацаны

деда слушать не хотели, и орал магнитофон:

танцевали-пили-ели: содрогался сельский дом! . .

: Утром у военкомата капитан команду дал:

"По автобусам, солдаты!" И – "солдат" поцеловал

неуклюже мать: Веруню засосал от всей души:

по-мужски обнял Сергуню: Мать заплакала: "Пиши:"

Проводили:

часть вторая

СЛУЖБА В АРМИИ (IN BREVI)

И – два года

пролетели-пронеслись:

Те, кто выжил, на свободу – "Смирно! Вольно!" – разошлись

с чистой совестью:

часть третья

MAGNA RES EST AMOR

Валерка

долг Отечеству отдал:

Не дождалась его Верка – вышла замуж: "Не беда! –

опрокидывая стопку, старый дедушка Пахом

поддевал огурчик ловко. – Где ей, курице, с орлом

вровень быть? – Витиевато успокаивал дедок

захмелевшего солдата. – Не печалься, голубок!

Верка ждать не захотела? Ну, и ветер ей под хвост!

У тебя их, этих девок, еще будет целый воз:

Не боись! – И дед, огурчик разжевав беззубым ртом,

обещал: – Мы девку лучше во сто крат тебе найдём!"

Тем не менее, Валерка гнул своё – и говорил,

что он любит только Верку: что одну её любил:

и что он уже не сможет так влюбиться ни в кого:

Закадычный друг Сережа успокаивал его:

"Не дури! На Верке клином не сошелся белый свет:"

Мать Валерке говорила, что он встретит ещё: "Нет, –

отвечал Валерка грустно, – я других не полюблю:"

Так разыгрывал искусно и друзей он, и родню,

говоря, что только Верка его сердцу дорога,

что решили все: Валерка однолюб: И предлагал

закадычный друг Сережа то рыбалку, то вино:

"Чтоб развеяться немного" , – пояснял он. "Всё равно" , –

отвечал Валерка: "Или: может, баню истопить?"

По соседству они жили: И дружили: Как открыть

свою душу? . . Невозможно: И молчать невмоготу:

"Истопить?" – спросил Сережа. И сказал Валерка: "Ну:

истопи" , – и так искусно он при этом радость скрыл,

что Серёга свои чувства с лёгкой грустью осадил,

в миллионный раз подумав, что любви ответной ждать

и смешно, и безрассудно: Глупо думать и мечтать,

что понять Валерка сможет: Не поймёт он никогда: –

про себя вздохнул Серёжа: Улыбнулся: "Ну, тогда:

протоплю я завтра баню. Купим пива. Рыба есть:

Пацанов своих попарим, и – по бабам!" – "А ты здесь

не терял, наверно, время?" – "Я? Да как тебе сказать:"

Рассмеялись оба. "Серый, ты мне должен рассказать!" –

"Не расслышал я: ты хочешь, чтобы: что я показал?" –

"Ха-ха-ха!" – "Чего хохочешь?" – "Интересно ты сказал:"

Интересно: ну, ещё бы!

часть четвертая

ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ВТОРОГО ВЗВОДА

(IN EXTENSO)

Здесь вернёмся мы назад –

в дни армейской службы, чтобы прояснить, чему был рад

сероглазый статный парень, когда друг его – Сергей –

зазывая его в баню, пошутил: совсем как гей

пошутил Серёга! – ну-тка, отчего Валерку вдруг

возбудила эта шутка? – без намёков скажем вслух:

уходил служить Валерка непроткнутым пацаном:

а пришел – уже не целка: Замкомвзвода Иванов

сразу выделил солдата, стал в каптёрку зазывать,

земляком и даже братом стал салагу называть:

но, хотя после отбоя гомосекс в казарме цвёл,

Иванов в кровать с собою не тянул Валерку, – пёр

замкомвзвода в зад Серёгу, тайно Юрика вафлил:

было с кем, и он не трогал "земляка" и "брата" : был

настоящим гомофилом замкомвзвода, и в душе

не хотел он парня силой принуждать ебаться в "ж" , –

секс не путая с любовью, с замиранием в груди

от подъёма до отбоя Иванов хотел любви:

И беспомощно, и страстно о Валерке думал он –

настоящим педерастом замкомвзвода Иванов

был в душе, и под бравадой пряча истинную суть,

миловидному солдату он хотел не просто вдуть, –

был для этого Серёжа: и Валерку без труда

мог бы он отмужеложить, но – влюбившись в пацана,

Иванов хотел, чтоб парень потянулся сам к нему, –

о взаимности мечтая, помогал он пацану:

Жизнь в казарме для солдата, если он к тому же мил, –

что скрывать! – порой чревата покушением на тыл:

сохранить не каждый может в первозданном виде зад –

салабонов мужеложат старики: и есть разврат –

когда делается явно: и совсем иное есть –

когда делается тайно, – вариантов море здесь! . .

Преотлично зная это, замкомвзвода Иванов

за Валеркой незаметно наблюдал – и был готов

свою помощь, если надо, оказать в любой момент:

"Земляком" и даже "братом" называл салагу дед –

опекал его повсюду и в обиду не давал:

Как-то раз черпак Ублюдов фаловать Валерку стал:

заманил его в сушилку, брюки сдёрнул с него вниз,

развернул к себе затылком, жарко выдохнул: "Нагнись!

Поиграем в маму-папу: – Нетерпением горя,

вмиг Валерку он облапал и, штаны спустив с себя,

зашептал на ухо: – Тише: вазелинчик я припас:

позабавимся, парниша: один раз – не пидарас:"

Наклонив Валерку грубо, руки вывернув ему,

между ног тугой залупой обжигающе скользнул

в темноте Ублюдов: "Тихо! – повторил он горячо. –

Стой, не бойся! сейчас мигом смажу я тебе очко:"

Стал Валерка вырываться – голым задом закрутил:

никогда ведь не ебался с пацанами! . . Обхватил

полуголого Валерку возбудившийся черпак

и, держа за бёдра цепко, залупившийся долбак

попытался всунуть сразу, позабыв про вазелин:

ох! момент был преопасный: мог бы запросто кретин

дефлорировать парнишку, насадив его очко

на свою тугую шишку, колом вздыбленную: но

замкомвзвода шум услышал – дверь в сушилку распахнул:

приказал Валерке: "Вышел!" , и – тот мигом натянул

свои брюки и мгновенно из сушилки прыгнул вон:

"Что, Ублюдов: много спермы? Захотелось с пацаном

поделиться? . . Ты же видел, что Валерка мне как брат:

Есть Серёга – ротный пидер: подставляет Игорь зад:

Есть ефрейтор Малафеев: сплошь одна голубизна!

Так чего же ты борзеешь?! Захотелось пацана,

не проткнутого ни разу – с узкой дырочкой в заду?

Охуел?! ! А ну-ка смазал свою дырку: – расстегнул

замкомвзвода свои брюки: "Саня: Саня: извини:" –

побледнел Ублюдов. "Руки: руки, пидор, убери!

Любишь с горочки кататься – люби саночки возить:

Хотел в жопу поебаться? Поебёшься: так и быть!"

Дверь закрылась: и оттуда приглушенно голоса

зазвучали: "Стой, Ублюдов!" – "Саня! Саня! Больно, Са:" –

"Вазелином смажь сильнее:" – "Больно, Саня, не могу!" –

"Стой, не дёргайся: колени разведи пошире: ну!" –

Звук удара. – "Стой спокойно! Выше задницу: ещё:"

"Не могу! Не надо! Больно: не могу я! Больно: о-о-о:" –

стон донесся из-за двери: "Сука, жопой не крути:"

Миша вздрогнул – в это время в умывалку он входил:

Слева дверь вела в сушилку: справа – сразу – в туалет,

разделённый на кабинки, – там горел дежурный свет,

тусклый, чуть голубоватый, и стояла тишина:

Из сушилки до солдата донеслось глухое: "А-а-а!" –

типа стона он услышал из сушилки: и в груди

сердце ёкнуло у Миши: "Не могу я:" – "Не пизди!"

Без сомнения, кого-то: кто-то там, за дверью, драл:

Миша вмиг покрылся потом, и – у Миши тут же встал

хуй в трусах непроизвольно: "Не могу я, Саня!" – "Блин!

Говорю я, стой спокойно:" – Замкомвзвода: а кто с ним?

В кулаке зажав подтирку – два тетрадные листа –

салабон на дверь в сушилку молча пялился: Ну-да,

Иванов кого-то дрючит: ни хуя себе сеанс!

Бляха-муха: может, лучше испариться? Вот сейчас

дверь откроется оттуда: или – кто войдёт сюда:

изнутри упёрся туго хуй в трусы: и что тогда

я, салага, буду делать? Колом дыбятся трусы:

Миша, вздрагивая нервно, обливался потом: "Ы-ы-ы:" –

из сушилки еле слышно вновь раздался чей-то всхлип:

Сердце ёкнуло у Миши – застучало гулко: влип!

В туалет после отбоя подрочить пошел пацан:

и – наткнулся на т а к о е! . . Из сушилки голоса

перестали раздаваться – доносились всхлипы лишь:

Наконец-то испугавшись, потный Миша, словно мышь,

в туалете мигом скрылся: сдёрнув вниз трусы с себя,

*****

я не выдержу: – от страха Васька губы облизал, –

лучше б Саня меня трахал: лучше б он меня ебал:

Впрочем, выбора у Васьки сейчас не было, – Ашот

возбуждённо засмеялся: "Открывай пошире рот –

ты не первый: хуля дрочишь насухую мне мозги?

Всё равно, Васёк, отстрочишь: ну, смелее! Не томи:"

Это кажется, что стыдно: а подумать хорошо:

стыдно это, когда видно: а не видно если, то

ничего такого в этом нет особенного: ну,

пососу я хуй у деда или в жопу дам ему –

разве всё это смертельно, если трезво рассудить? –

думал Васька. – Наслажденье я, конечно, получить

не смогу: а что, бля, делать? я не первый: потерплю: –

думал Васька. – Буду дедом, всех салаг переебу:

а пока: Залупой красной хуй приблизился к губам,

и Ашот затылок Васькин, как в тисках, в ладонях сжал, –

вырываться было глупо: Васька губы разомкнул:

и – огромная залупа проскользнула в рот ему:

всё! солдат Ублюдов сдался: взял он в рот: и в жопу даст,

в чём уже не сомневался не спускавший с Васьки глаз –

за губами наблюдавший – многоопытный Ашот:

Не могу: какая лажа! Распахнул Ублюдов рот:

Хуй был твёрдый и горячий: словно поршень, заскользил

он во рту, – Ублюдов Вася инстинктивно обхватил

хобот влажными губами: обхватил он этот кол,

и: у Васьки под трусами до того лежащий ствол

встрепенулся, отзываясь на подобные дела

(хую – похуй: он не знает, чем забита голова,

и ему – по барабану, что за мысли бродят там, –

у него – своя программа: р-раз! – и встал, как истукан;

так бывает!) , – кверху взвился хуй у Васьки сам собой –

под трусами залупился: и – колыша головой,

засопел Ублюдов страстно, не желая сам того, –

это кажется, что страшно, а на деле – ничего

нет особенного, если объективно посмотреть

на дела такие, – в сексе это было, есть и впредь

это будет, и что толку округлять глаза свои, –

все в потенции двустволки: Бог такими сотворил

или так распорядилась мать Природа – все равно:

как зенитка, кверху взвилась шишка Васькина: кино!

Между тем, солдат Ублюдов хуй сосал не в первый раз;

заскользили его губы, обжимая плотно: "Класс!" –

возбуждённо рассмеялся, жопой двигая, Ашот:

ну, ещё бы! – хуй втыкался без задержки Ваське в рот,

и – от этого скольженья Васька тоже ощущал

что-то типа наслажденья, – возбужденно хуй торчал

у сосущего, и это невозможно было скрыть:

не хочу! не буду! – где ты, протестующая прыть?

Два бойца в солдатской бане, и – один другого в рот:

Извращенцы? Просто парни, если вдуматься: но тот,

что стоял перед сидящим – тот, который кайфовал,

был по сроку службы старше на полгода – он ебал

в рот сидящего, и в этом был существенный нюанс:

черпачок сосал у деда, – дедовщина без прикрас

наблюдалась сейчас в бане, да – никто не наблюдал,

и сопели оба парня: у Ашота хуй сосал

на узлах сидящий Васька, и у Васьки, словно кол,

под трусами хуй вздымался: а Ашот был вовсе гол, –

невысокий, коренастый, перед Васькой он стоял:

то ли был он педерастом, то ли Васькой заменял

он совсем другую дырку – не о том сейчас рассказ, –

колыхая жопой зыбко, восклицал он: "Ой, бля, класс!

Ой, пиздато!" Толстый, длинный, залупался хуй во рту,

и ни капли не противно было Ваське: ну и ну!

Как он злился-матерился! Как Ашота проклинал!

А в рот взял – не подавился! И теперь сидел – сосал:

Сколько длилось это? Может, две минуты: может, три:

"Всё, Васёк: давай под кожу загоню: снимай трусы!

Разогрел ты меня классно, и теперь в очечко: ну!

Что ты смотришь? Не стесняйся! Не скажу я никому:"

Васька вякнул: "Бля, а может, отсосу я – спустишь в рот?"

"Ни хуя! Давай под кожу, – перебил его Ашот. –

Поворачивай жопой – не расстраивай меня:

Разик всуну я:" А хобот сантиметров двадцать, бля,

и чем станет этот "разик" , неизвестно еще: ох,

разорвёт мне жопу, – Васька подавил трусливый вздох.

А – что делать было Ваське? Повернулся задом он:

"Ниже: ниже наклоняйся, чтобы видел я пистон!" –

и Ашот нетерпеливо дёрнул с Васьки вниз трусы:

дрожь Ублюдова пробила: а Ашот, шепча: "Не ссы!" –

стал пристраиваться сзади, не теряя время зря:

Васька знал, что делать надо в таких случаях (хотя

кроме Саниного хуя он других хуёв не знал) :

если сзади атакуют, расслаблять надо анал,

чтобы было не так больно, когда хуй начнёт входить, –

это правило усвоил с замкомвзвода Васька: и

наклонившийся Ублюдов мышцы сфинктера разжал, –

исказив невольно губы, он дыханье задержал

в ожидании атаки: "Молодец! – сказал Ашот,

поощрительно по сраке Ваську хлопнув. – Хорошо

ты стоишь сейчас, Василий:" И – в ладонях бёдра сжав,

неожиданно и сильно на себя он Васькин зад

дёрнул, в дырочку вгоняя залупившийся конец:

обжигающе-тупая боль пронзила, – молодец,

исказив лицо гримасой, заорал невольно: "А-а-а:" ,

но Ашот лишь сладострастно передёрнулся, – в руках

бёдра Васькины сжимая, на мгновенье он застыл:

и, атаку продолжая, хуй он полностью вонзил, –

толстый, длинный и горячий, хуй вошел в очко, как лом!

Бедный Васька! Чуть не плача, попытался было он

соскочить, задёргав задом, – чуть не плача, Васька стал,

вырываться: да куда там! размечтался: хуй был там,

во влагалище солдатском, и обжат он туго был,

и Ашот хотел ебаться – ни хуя не соскочил

Васька с хуя! – зажимая, чтоб молчал, ладонью рот,

животом вперёд толкая, повалил его Ашот

на узлы с бельём солдатским – навалился сверху сам:

сантиметров девятнадцать у Ашота был пацан, –

на узлах с бельём солдатским, вырываясь и сопя,

под Ашотом распластался голый Васька: "Тихо, бля!

Хуля дёргаешься, мальчик? Один раз – не пидарас: –

ухо шепотом горячим обожгло у Васьки. – Нас

здесь никто не видит: тихо: тихо, бля, лежи!" Ашот

ягодицами задвигал, содрогаясь, взад-вперёд –

сантиметров девятнадцать заскользили между ног,

словно поршень: вырываться бесполезно было: ох,

без любви солдат солдата мужеложил на узлах,

резко взмахивая задом, – сколько длился этот трах?

Три минуты? или, может, пять минут? а может, шесть?

Хуй Ашота, словно поршень, взад-вперёд ходил, и весь

Васька взмок от напряженья: и с Ашота пот уж лил –

он, сопя от наслажденья, Ваську яростно дуплил

на узлах в солдатской бане, зажимая Ваське рот, –

трахал в жопу парень парня, словно девочку: и вот,

сладострастно содрогаясь, замер дед на черпаке, –

сперма, в жопу извергаясь, вмиг захлюпала в очке:

Дед лежал, вдавившись пахом в обнаженный потный зад, –

черпака в очко оттрахал старослужащий солдат:

в жопу выебал, короче! Разобраться если, в зад

изнасиловал: А впрочем, Васька сам был виноват,

что так вышло-получилось, – Ваську похоть подвела:

как сироп, она сочилась там, в столовой: и цвела

эта похоть цветом пышным в туалете, когда там:

оттого оно и вышло, – виноват был Васька сам!

И, пружинисто вставая – оттолкнувшись от узлов,

член из жопы извлекая, словно спелую морковь

из политой щедро грядки, снисходительно Ашот

улыбнулся: "Всё, мой сладкий:" , и – неспешно отошел

он от Васьки: голый, потный, оглянулся, говоря:

"Подмываемся, и – в роту: приторчал ты, что ли, бля?"

Кверху жопу поднимая, Васька тут же встал с узлов,

ничего не отвечая: да и что сказать он мог?

Изнасилованный в жопу, торопливо он шагнул

в душевую за Ашотом, – тот в улыбке растянул

свои губы: "Я, бля, кончил – отстрелялся: ну, а ты?

Не поверю, что не хочешь разрядиться: без пизды

иль без жопы подходящей трудно в армии служить

пацанам: а это значит, что хочу я предложить

разрядиться тебе тоже: время есть, и мы одни:"

Васька замер: это что же: захотел Ашот, чтоб с ним,

старослужащим солдатом, насладился он, черпак?!

Ёлы-палы!"Если надо: – Васька тронул свой долбак,

вниз свисающий сосиской, – я не против: я готов!"

Сладострастно хуй он стиснул, ощутив, как между ног

пробежал озноб горячий: Ай да дедушка Ашот!

Зачесалось в жопе, значит? Захотелось? Ну, а что:

что особенного в этом? Это в армии он, здесь,

выступает в роли деда! А по жизни – кто он есть?

Самый, бля, обычный парень, – Васька думал; в голове

мысли пулями мелькали: и, сжимая хуй в руке,

Васька думал: ну, конечно: что особенного, бля?

Выпрямляясь, хуй поспешно поднимался: и, сопя –

на Ашота глядя – Васька улыбнулся: "Я готов:"

Ну, ещё бы! Разобраться непредвзято если, то:

в туалете с такой страстью представлял он, как Ашот

подставляет: педерастил его мысленно! И вот:

ох, как, бля, сейчас засунет он, Василий, ему в зад!

"Молодец! Солдат без Дуни – импотент, а не солдат!

Ты, Василий, не стесняйся! Ты теперь мне как родной:

Время есть – облегчи яйца: Посмотрю я, как рукой

ты справляешь это дело: ну, чего стоишь? Вперёд!"

Облизнул Ублюдов нервно свои губы: а Ашот,

подмывая свои яйца, Ваське лихо подмигнул,

продолжая улыбаться: "Не стесняйся, Вася: ну!

В туалете ты так страстно ублажал себя рукой:

окончание сеанса покажи мне! Хуй большой

у тебя, Васёк, смотрю я: настоящий, бля, боец!

Трахни Дуню этим хуем – засади ей свой конец:"

Бедный Васька! Невезуха пёрла танком на него:

"Я потом:" – сказал он глухо. "Василиса, ты чего:

огорчить меня желаешь? О тебе ж забочусь я:

как ты, бля, не понимаешь?! Да, не ценишь ни хуя

ты, Васёк, мою заботу: ладно, время не тяни:

пальцы сжал – и за работу! Не стесняйся! Натяни

на свой болт подстилку эту! Засади по яйца: бля,

засади!" Ашот был дедом, а не просто парнем, – зря

*****
Между тем, была суббота, и в гвардейской части был

банный день: О, эти бани! Лично сам я до сих пор

с наслажденьем вспоминаю, как скользил украдкой взор

по тугим солдатским попкам, по висячим писюнам, –

своим взглядом словно фоткал эти прелести я там,

где они были доступны для любующихся глаз:

впрочем, это я попутно – не о том сейчас рассказ! . .

Взвод последним мылся в бане, и командовал Ашот.

Замкомвзвода, то есть Саня, в баню мыться не пошел

со всем взводом, а с Валеркой он решил сходить потом,

чтоб "в каптёрке до поверки поработать" , и с Бобром

он вопрос этот уладил – старшина им разрешил

не со всеми мыться в бане, а сходить попозже, – был

для неопытного взгляда несомненный здесь резон,

и Бобёр сказал им: "Ладно, поработайте! Потом

у дежурного по бане ключ возьмёте:" "Хорошо" , –

отозвался тут же Саня, и – когда Бобёр ушел,

на Валерку замкомвзвода деловито посмотрел:

"Ну, Валера: за работу?" "Да:" – Валерка покраснел,

на мгновение представив, что они будут одни, –

никого не будет в бане: покраснел Валерка: и –

торопливо отвернулся, чтоб смущенье своё скрыть, –

замкомвзвода улыбнулся: и – подумал, что спешить

с объяснением не стоит: подожду до бани: и –

свою душу там отрою: Нет лекарства от любви,

и – любовь не выбирает, у кого какой там цвет,

и – она не различает, салабон ты или дед:

впрочем, всё это условно – сроки службы и цвета, –

у любви свои законы! А еще – была весна, –

банный день: точнее, вечер, – на помывку второй взвод,

про войну горланя песню, строевым пришел: И вот –

баня: Баня! – море пара! шумно! весело! О, бля:

парни голые на пары разбиваются! . . Но зря

кто-то вдруг сейчас подумал, что "на пары" – это: нет,

парни спину трут: а умным – самым умным – мой привет:

сам служил я и два года мылся в бане полковой, –

никогда не видел, чтобы там шалили: впрочем, мой

опыт не универсален – и, возможно, кто-нибудь

был свидетелем, как в бане молодых бойцов ебут

старики, поставив раком: или – хором одного

вместо женщины: однако я такого ничего

за два года сам не видел, потому – не буду врать:

Даже самый ярый пидер, как мне кажется, скрывать

будет в бане, что он хочет, и – любуясь втихоря

пацанами, он отстрочит после бани, – лично я

делал так неоднократно, но рассказ – не обо мне:

Парни мылись: и понятно, что, мочалкой по спине

сверху вниз скользя упруго, кто-то взгляд свой опускал

на тугую попку друга: и – боясь, чтобы не встал

хуй от близости опасной, взгляд свой тут же отводил,

чтоб в казарме педерастом не прослыть: Короче, был

банный день, вполне обычный: била струями вода:

парни мылились привычно: терли спины: красота!

Наслаждение для взгляда! Но и мука: ё-моё!

сколько членов, попок рядом! и – всё это не твоё:

Васька, наскоро помывшись, хотел было улизнуть

незаметно, да – не вышло: "Ты куда, Ублюдов? – путь

преградил Ашот с улыбкой. – Не спеши: поможешь мне

посчитать трусы:" И липко заструился по спине

пот у Васьки – побледнел он: не шутил, значит, Ашот:

"Мне в казарму: – еле-еле разомкнул Ублюдов рот, –

мне, Ашот, в казарму надо: может, Игорь: он трусы

посчитать поможет: ладно?" "Нет, Васёк: поможешь ты!

Не по службе, а по дружбе я прошу тебя: – в ответ

произнёс Ашот. – Не нужно, если просит тебя дед,

говорить, что ты не можешь: бля, никак не ожидал:"

Васька слушал, и – до дрожи, до озноба пробирал

голос ласковый Ашота. – Улизнуть хотел? Чудак!

Это ж честь, а не работа – помочь дедушке: ведь так?

Посиди: а то помойся, если хочешь, ещё раз, –

подмигнул Ашот. – Не бойся. Один раз – не пидарас:" –

прошептал он: и – шутливо снова Ваське подмигнул:

Ну, и что, бля, делать было Ваське бедному? – Шагнул

обречённо он в предбанник на негнущихся ногах:

мысль мелькнула: был бы Саня, и Ашот не стал бы: Страх

по ногам струился липко, по спине потоком тёк, –

прошептал Ашот с улыбкой: "Плохо вытерся, Васёк?

Или сильно так потеешь после бани? Не пойму:

На глазах, Ублюдов, преешь, а я потных не люблю:

иди, Вася, подмывайся! Да смотри там: не шали

с Кулаковой: – рассмеялся, подмигнув, Ашот. – Иди:

подмывай, Ублюдов, попку! Хорошенько подмывай: –

По плечу Ашот похлопал Ваську бедного. – Давай!

Что, бля, замер истуканом? Раздевайся, и – вперёд!

Заодно, Ублюдов, краны все закрой" , – сказал Ашот.

И – Ублюдов машинально стал снимать с себя штаны:

Между тем, пустел предбанник: торопливо пацаны

выходили, чтоб Ашоту не попасться на глаза:

Взвод построился – и в роту, колыхаясь, зашагал:

Стало тихо: Васька мылся в одиночестве: Ашот

изнутри на ключ закрылся: улыбнулся: хорошо, –

сам себе сказал он тихо, – минут сорок у нас есть:

Хуй с готовностью подпрыгнул у него в штанах, и в шерсть

пятерню Ашот углубил – стиснул хуй он в кулаке,

предвкушая: "Эй, Ублюдов! – крикнул весело. – Ты где?

Выходи – хочу ебаться!" – в душевую дверь открыв,

прокричал он: показался голый Васька. "Ты смотри,

какой стройный и красивый: не стесняйся – мы одни: –

подмигнул Ашот игриво: улыбнулся: – Оботри

полотенцем себя, Вася, а то мокрый весь ты, бля:"

И – он тихо рассмеялся: Ничего не говоря,

Васька в тапочках пошлёпал к тому месту, где была

у него одежда, чтобы: "Это что, бля, за дела?! –

В душевую на секунду заглянув, Ашот назад

тут же вышел, а Ублюдов: – Я, бля, что тебе сказал?!"

Обтеревшись быстро, Васька натянуть успел трусы:

"Ты чего, бля: издеваться надо мной задумал?! Ты: –

подскочил Ашот прыжками, – ты чего, Ублюдов, а?!

Я зачем тебя оставил?!" Мигом сузились глаза

у Ашота – стали уже, чем обычно: кулаком

замахнулся он: "Не нужно!" – Васька дёрнулся. "Гандон! –

прошептал Ашот сквозь зубы, но при этом свой кулак

удержал он. – Ты, Ублюдов, пидарас, а не черпак:

пидарас ты, бля, по жизни! При отсутствии пизды

парни вместо онанизма таких пидаров, как ты,

раком, бля, после отбоя ставят и – в очко ебут:

что и сделаю с тобою я сейчас, Ублюдов, тут!

И совсем неважно, хочешь или ты не хочешь, бля:

мне без разницы! Отстрочишь ты сегодня у меня: –

И Ашот, на Ваську глядя, на узлы его толкнул. –

Поворачивайся задом – подставляй, бля, жопу: ну!"

От толчка солдат Ублюдов, пошатнувшись, на узлы

повалился: "Я не буду:" "Будешь, бля: снимай трусы!

И не дёргайся, парниша: Один раз – не пидарас:"

Сотни раз Ублюдов слышал это фразу: но сейчас

эта фраза прозвучала не абстрактно для него,

и – у Васьки застучало сердце в ужасе немом,

потому как Васька жопой – натурально! – осознал:

если он сейчас Ашоту в жопу даст, то пацанам

про него Ашот расскажет, и тогда – не миновать

остальных хуёв: и даже станут, может быть, ебать

в два смычка – одновременно – на глазах у остальных, –

Стас, Ашот, Андрюха, Гена: "Ну, Васёк: чего притих?

Поворачивайся задом – приспускай с себя трусы:"

Васька дёрнулся: "Не надо!" "Говорю тебе: не ссы:

Если мне подставишь классно, то пойдёшь спокойно спать.

А начнёшь, бля, вырываться, то придётся мне позвать

пацанов, бля, на подмогу: – подмигнул, сопя, Ашот. –

У меня друзей, бля, много – завафлят и в зад, и в рот,

потому как это лучше, чем мозолить свой кулак:

до утра, бля, будут дрючить! Ты же, Вася, не дурак,

чтоб решиться на такое так вот сразу – в один миг:

я ж, Васёк, тебе с любовью попихаю: что притих?

Или всё-таки желаешь, чтоб позвал я пацанов?"

Васька слушал, не моргая: и Ашот решил: готов!

Бля, не будет вырываться: Словно это был стриптиз,

перед Васькой раздеваться стал Ашот, спуская вниз

свои брюки: и, как пушка, у Ашота твёрдый член

к животу подпрыгнул тут же: Бедный Васька! Супермен

в своих грёбаных мечтаньях, в жизни трусом Васька был –

потому без трепыханий, словно кролик, он следил,

как Ашот, отбросив брюки, с залупившимся концом

сделал шаг вперёд: и руки протянулись к Ваське, – он,

Васькин стриженый затылок сжав в ладонях, прошептал:

"Послюни, Васёк, чтоб было легче всовывать:" Стоял

у Ашота хуй, как пушка; искривлён слегка он был:

Васька дёрнулся: "Не нужно:" , но – Ашот ему сдавил

скулы, и – от боли морщась, распахнул Ублюдов рот:

"Ох, Василий! сам ведь хочешь, а – стесняешься:" – Ашот

рассмеялся возбуждённо, приближая хуй к губам:

Все считают, что позорно, если хуй сосёт пацан:

а что делать? вырываться? – думал Васька, – всё равно:

даже хуже: трепыхаться если станешь, пацанов

позовёт Ашот – и хором станут в очередь долбить, –

ещё большим, бля, позором обернётся: может быть,

в самом деле не расскажет обо всём этом Ашот?

Ведь молчал: молчал же Саша, и никто не знал, что в рот

и в очко он Ваську дрючит через день: никто не знал!

Если б, бля, не этот случай в туалете: замотал

головой Ублюдов: "Ладно: отпусти, Ашот: я сам:

но с условием: не надо знать об этом пацанам:"

"Бля, не бойся: не узнают!" – отозвался вмиг Ашот,

и – с затылка убирая свои руки, он вперёд,

на Ублюдова, подался, приближая хуй к лицу:

Васька снова испугался – отстраниться хотел: "Ну,

до утра ты, что ли, хочешь в кошки-мышки здесь играть?

Чем быстрее, бля, отстрочишь, тем спокойней будешь спать.

А не то: смотри, Ублюдов, – рассмеялся вновь Ашот, –

не один я тебе буду заправлять сегодня в рот:"

На узлах сидящий Васька видел хуй перед собой:

сантиметров девятнадцать: залупившийся: большой:

даже больше, чем у Сани, – мысль мелькнула в голове, –

точно больше! если вставит этот хобот в жопу мне,

*****
раскатал Ублюдов губы – размечтался: Хуй стоял,

словно каменный: "Ублюдов! Это мой приказ! Давай:

ну!" – уже не улыбаясь, сузил вновь свои глаза

дед Ашот: и, понимая, что не деться никуда,

Васька глупо улыбнулся: хуй сжимая в кулаке,

он зачем-то оглянулся, – он, конечно, не хотел

этим делом заниматься при Ашоте: а что мог

Васька сделать? Отказаться? Не получится: и, вздох

подавив, черпак Ублюдов сжал привычно в кулаке

напряженный хуй, – залупа полыхнула, как в огне:

Два солдата: оба голы, потому как в бане – так:

но стоял у Васьки колом залупившийся долбак,

и: сжимая ягодицы – на Ашота глядя, он,

заниматься онанизмом стал с сопеньем, – кулаком

Васька двигал: и ходила взад-вперёд рука его:

и – приятно Ваське было, – с интересом на него,

на Ублюдова, взирая, в стороне стоял Ашот,

машинально разминая хуй свисающий: И вот

так прошла одна минута, и другая – за ней вслед:

мастурбировал Ублюдов, представляя: Дуню? Нет!

На Ашота глядя, Васька, изнасилованный в зад,

тоже: тоже педерастил незадачливый солдат:

трахал мысленно Ашота, благо тот был на виду, –

кулаком Васёк работал, представляя не пизду,

а очко: в очко тугое Васька мысленно вгонял,

на Ашота глядя, – голый, перед ним Ашот стоял,

и – "картинку" для сеанса было лучше не сыскать:

онанизмом занимался с упоением солдат!

Так прошла еще минута, и за ней – еще одна:

между ног горячим зудом колыхнулась вдруг волна, –

Васька дёрнулся всем телом, ноги судорожно сжав:

и – выстреливая спермой, рот открыв, не удержал

стона сладкого: и сразу за струёй – ещё струя! –

содрогаясь сладострастно, разрядился Васька: бля,

нехуёво отстрелялся – "натянул" Ашота в зад! –

в один миг облегчил яйца незадачливый солдат!

И легко и пусто стало на душе в Васьки: и –

злоба черная пропала, и от Дуниной любви

между ног даже болело, – так приятно было, бля:

сперма Васькина белела, словно длинная сопля,

под ногами у Ашота: "Молодец! – сказал Ашот,

подмывая свою жопу. – Кончил, Вася, хорошо!

Вырывался да ломался, словно девочка: а сам

на "отлично" отстрелялся! Настоящий, бля, пацан! –

Громко фыркая под душем, подмигнул Ашот. – Не стой,

подмывайся, да получше: не стесняйся! Я с тобой,

может быть, после отбоя покайфую, бля, еще:" –

и Ашот, под душем стоя, рассмеялся: Вот и всё!

Замкомвзвода Саня трахал Ваську в жопу: теперь вот:

появился новый пахарь, – будет драть еще Ашот:

Шли в казарму два солдата: посмотреть со стороны –

шли обычные ребята, только в форме: а штаны

если снять с них – а на деле? А на деле – всё не так!

Был апрель, и вечерело, – рядом с дедом шел черпак,

изнасилованный дедом: и не геи оба, нет!

Натуралы: то есть это – дедовщина, – вот ответ!

На узлах в солдатской бане без какой-либо любви:

словом, ясно! . . А что Саня? Что Валерка? Где они?

А они: они в каптерке! На подхвате салабон:

то пилу даст, то отвёртку, то подержит что-то: он

успокоился: не прятал взгляд от Сани, не краснел:

Юность: Армия: Солдаты: Вечерело, между тем:

приближалась баня: В бане все помылись уже: и,

замирая, думал Саня о превратностях любви:

"Геи" , "гомосексуалы" , "голубые" : сколько слов!

"Гомофобы" , "натуралы" , "пидарасы" : мир таков,

что без секса невозможно, – секс присутствует везде!

Есть для плоти мужеложство: а когда – душа в огне?

А когда – в душе бушует лава огненная? Что –

называть любовь такую извращением? Смешно!

Но смешно тому, кто любит: а Валерка? Если он,

не задумавшись, осудит?! Это будет не облом –

это будет катастрофа! И не важно, что ты дед:

"Поработали неплохо, – улыбнувшись, посмотрел

замкомвзвода на Валерку. – На сегодня хватит: да?

Час остался до поверки: пошагали?" И – "куда?" –

не спросил Валерка Саню, ибо знал он: думал сам

со смятением про баню, потому как: если там

вдруг эрекция возникнет? В бане – голые, и скрыть

не получится: увидит замкомвзвода: хуй стоит

у него, у салабона, и: подумает – о чём?

Шел Валерка в баню, словно на Голгофу: ведь вдвоём

они будут сейчас в бане, и: подскочит если член –

что подумать может Саня, видя это? Между тем,

разве он, Валерка, хочет, чтобы Саня его: нет!

Он не девка! Но подскочит если вдруг: а Саня – дед,

и увидит Саня это, и: что дальше? Он решит,

что Валерка: что он педик: хуй поэтому стоит:

ведь не может без причины хуй подняться! Просто так

у нормального мужчины не подскочит вверх долбак:

что же делать? как отвлечься, чтобы в бане: чтобы там

хуй не вздыбился, как свечка? Между тем, была весна:

Шли они – шагали – в баню. Саня что-то говорил,

а Валерка – как в тумане: и в тумане Саня был:

О, весеннее томленье! О, желание любви!

Разве это извращенье?! . Два солдата в баню шли:

и при этом думал каждый об одном и том же: ох,

ещё шли, а хуй у Саши уже встал: и между ног

у Валерки всё гудело, – у Валерки тоже встал!

Ёлы-палы: что, бля, делать?! Как в тумане, он шагал

рядом с Саней, и в кармане у него была рука, –

шел Валерка, прижимая хуй к ноге: в штанах пока,

скрыть нетрудно возбужденье, – в бане этого не скрыть,

и в душе росло смятенье с каждым шагом: как же быть?

В бане было пусто, гулко – непривычно было: и,

повернувшись к Сане втулкой, то есть задом, приспустил

с себя брюки торопливо сероглазый салабон:

в две секунды снял, что было из одежды, и – бегом

в душевую устремился, ничего не говоря, –

в три секунды парень скрылся, хлопнув дверью! И хотя

озадачен был немного замкомвзвода Иванов,

но – судить Валерку строго он, конечно же, не мог:

от горячей сладкой муки сердце плавилось в груди:

Замкомвзвода вынул руки из карманов: вынул – и,

оттопыриваясь шишкой, приподнялись брюки: ох,

у влюблённого мальчишки всё гудело между ног!

Да, мальчишка! Замкомвзвода он, конечно, и сержант,

и без малого два года прослужил уже: всё так!

Только что всё это значит, если по уши влюблён?

Дед, салага: бред собачий! Есть Валерка, и вдвоём

они здесь, и твёрдой шишкой оттопырились штаны:

не солдаты, а мальчишки! Просто парни. Пацаны.

А ещё – весны томленье: а ещё: ещё – любовь!

Разве это извращенье? – замкомвзвода Саня вновь

задавал вопрос кому-то, словно с кем-то спорил он:

Есть такие, как Ублюдов: ну, и что теперь? При чём

здесь Ублюдов похотливый?! Он не гей, а пидарас:

глупо видеть в нём мерило отношений, – это раз.

Во-вторых, и это важно: он не станет принуждать

сероглазого – он скажет, что он любит, и: как знать!

Может быть, в душе разбудит он ответную любовь,

и Валерка: он полюбит? – замкомвзвода Саня вновь

себя спрашивал: и снова он не знал, как ему быть:

где найти такое слово, чтобы душу объяснить?

Парень с парнем – это классно! Так и скажет пацану:

Замкомвзвода педерастом был, конечно, и ему

очень этого хотелось – его член стоял, как штык!

За Валеркой вслед разделся Саня быстро: и, прикрыв

член ладонью – прижимая к животу горячий ствол,

от блаженства замирая, в душевую он вошел:

Ёлы-палы: двое в бане! Это – шанс, и объяснит

он Валерке, что два парня: Не поймёт? Не может быть!

Повернувшись задом к входу, в плечи голову вобрав,

под струёй воды холодной сероглазый, зубы сжав,

охлаждался: помогало: опускался книзу член –

возбужденье исчезало понемногу: Между тем,

в кулаке сжимая шишку, Саня издали смотрел

на любимого мальчишку, затаив дыханье, – бел

и упруг был, словно персик, у Валерки юный зад:

Слов не выбросить из песни: и не надо! Звёздный брат,

чудо, инопланетянин: как ещё тебя назвать?! –

задыхаясь, думал Саня. – Ёлы-палы: да хоть рать

гомофобов разномастных – не изменят они суть!

Парень с парнем – это классно! Оставалось лишь шагнуть:

Что ж ты замер, замкомвзвода? Словно пасынок, стоишь

нерешительно у входа: отчего не говоришь

те слова, что распирали твою душу много дней?

Воплощение мечтаний – вот он, рядом: ну, смелей!

Или, может, ты стыдишься своей искренней любви?

Или, может, ты боишься, что протянешь руки, и –

от тебя он отшатнётся: и тогда – конец всему?

Да, как это отзовётся, неизвестно никому:

потому-то замкомвзвода нерешительно стоял,

словно пасынок, у входа, – ничего не говоря,

он скользил влюблённым взглядом по Валерке – думал он:

может быть, совсем не надо признаваться парню с том,

что он любит его страстно, что не может без него?

Будет рядом – и прекрасно! И: быть может, ничего,

кроме этого, не нужно? Что испытывать судьбу?

Ёлы-палы: просто дружба – уже счастье! Но ему,

то есть Сане, было двадцать, и стоял упруго член,

и была весна – ебаться он, конечно же, хотел:

Может быть, звучит и грубо, но в реале было так:

целовать Валерку в губы, и сосать его долбак,

и – распахивая створки, с наслаждением входить

в глубину горячей норки, и любить его, любить:

и потом ему подставить – и смотреть в его глаза:

Подойду, – подумал Саня, – будь что будет: Кто сказал,

что Валерка неспособен на ответную любовь?

Подойду к нему: ладонью прикоснусь: и пусть он бровь

приподнимет, удивившись, пусть в глазах мелькнёт испуг –

прошепчу, в него вдавившись: не пугайся – я твой друг:

Сколько длилось это? Может, две минуты; может, три:

Будь что будет! – подытожил размышления свои

замкомвзвода – и, отбросив прочь сомнения, вперёд

устремился он: короче, подошел! А сверху льёт

на Валерку ледяная, как из проруби, вода:

"Ты чего: – воскликнул Саня, – заболеть желаешь, а?! –

*****
И, схватив Валерку, тут же он рванул его к себе,

извлекая из-под душа. – Ты чего, бля: охуел?!"

Получилось всё спонтанно – вышло всё само собой:

развернул Валерку Саня замкомвзводовской рукой –

сероглазого парнишку повернул к себе лицом,

и: тугая его шишка залупившимся концом

горячо в живот упёрлась! Но замёрз Валерка так,

что не сразу эту твёрдость он почувствовал, – долбак

с наслаждением вжимая, голый Саня в один миг

обхватил за плечи парня – притянул к себе, вдавив

губы в ухо: ниже – в шею целовать Валерку стал:

и Валерка, сладко млея, вдруг внезапно осознал,

что ему приятно это: осознал он не умом,

а почувствовал, как сердце застучало у него

сильно-сильно: это что же – замкомвзвода Саня с ним:

что он делает?! О боже: до чего приятно, блин!

До чего это кайфово! Вырываться? А зачем?

Ведь душа была готова, и Валерка: он хотел,

сам того не понимая: он хотел, чтоб было так!

Саня, жарко обнимая, целовал: и вмиг долбак

у Валерки залупился – затвердел мгновенно: ох,

сам собою хуй вдавился замкомвзводу между ног,

и почувствовал Валерка, как ногами Саня сжал

его член: Какая Верка? Где она? . . Пацан дрожал

от сладчайшего озноба, – руки вверх взметнулись, и –

Саню: Саню-замкомвзвода, задыхаясь от любви,

он прижал к себе ответно, не задумываясь: ох,

полыхало у Валерки юным жаром между ног,

и ни капли не стыдился сероглазый салабон!

Саня в губы его впился приоткрытым жадным ртом –

засосал Валерку страстно, и Валерка: он не стал

отстраняться-вырываться – не подумал даже! Сжал

Саня хуй его сильнее – стиснул член ногами: и,

задом дёргая – балдея! – сероглазый заскользил

взад-вперёд между ногами напряжённым хуем: ох,

выходило, что он Саню шпилил-дрючил между ног!

Накатила-налетела на Валерку эта страсть,

и уже гудело тело у Валерки, – Саня всласть

сероглазого парнишку лапал-тискал-обнимал,

и в Валерку свою шишку сладострастно он вжимал –

о живот он хуем тёрся, понимая, что ему

безоглядно отдаётся сероглазый, – к пацану

прикипел душою Саня, и пылал от счастья он:

друг о друга тёрлись парни, задыхаясь: и не сон

это был, не наважденье – наяву всё было! Ох,

у обоих наслажденье с каждым мигом между ног

возрастало: ёлы-палы: наслаждение росло:

и – Валерку вдруг взорвало: стало очень хорошо!

То есть, очень: очень-очень! Содрогаясь телом всем,

сероглазый сладко кончил: и – по Саниной ноге

горячо и щекотливо заструилась сперма вниз,

до чего ж приятно было!"Подожди! Не торопись:" –

парня тискать продолжая, замкомвзвода прошептал,

и – ладонями сжимая, зад Валеркин, Саня стал

залупающимся хуем пацана ебать в живот

ещё яростней, – кайфуя, извивался он: и вот

Саня дёрнулся всем телом, ягодицы свои сжал:

и – струя горячей спермы, извергаясь, обожгла

их обоих, – кончил Саня: содрогаясь и сопя,

пацаны в солдатской бане разрядились! И хотя

вышло всё это по-детски – и не в жопу, и не в рот

получилось – но для сердца разве это важно? Тот,

кто влюблён, роптать не станет. Сероглазый кончил, и –

этот факт осознавая как свидетельство любви,

замкомвзвода улыбнулся: "Что, Валер: согрелся, а?" ,

и – скрывая свои чувства, отозвался парень: "Да:"

Односложно – еле слышно – сероглазый прошептал:

Ёлы-палы: это вышло так внезапно, что не знал

он, парнишка сероглазый, как теперь себя вести:

Он ведь не был педерастом, а – на Саню он спустил:

да и Саня: он ведь тоже поимел Валерку здесь,

в этой бане: это что же: получается: конец

отношениям нормальным? потому что дальше – как?

вдруг захочет сейчас Саня вставить в задницу долбак?

и – что делать? соглашаться? один раз – не пидарас:

или надо вырываться? но не стал же он сейчас

говорить "пусти! не надо!" – вырываться он не стал:

"Ну, Валер: обмыться надо" , – еле слышно прошептал

замкомвзвода, и губами он коснулся уха: ох,

вновь мурашки побежали у Валерки между ног:

хуля думать? Если честно, то до бани ещё – днём –

он хотел, и было тесно у него в штанах: о чём

ещё думать? Будь что будет! Замкомвзвода Иванов –

не какой-то там Ублюдов, и поэтому: готов

был Валерка к продолженью! Елы-палы: что-то есть

во всём этом: наслажденье испытал сейчас он здесь –

это факт! . . И где та Верка? Далеко: а Саня – вот:

снова тискает Валерку, трётся хуем о живот,

и всё это – лишь начало: то ли будет впереди!

Песня древняя звучала всё отчетливей в груди

у Валерки: и летели прочь сомнения, – пацан,

ощущая сладость в теле, потянулся к Сане сам –

засосал Валерка Саню, и скользнули руки вниз:

Пацаны в солдатской бане: и была весна: и жизнь

наполнялась смыслом новым: бились сладостно в груди

их сердца: и парни снова, задыхаясь от любви,

то и дело целовались – под напором тонких струй

бестолково обмывались, и дрочил Валерке хуй

Саня, и – Валерка тоже Санин хуй рукой ласкал,

взад-вперёд смещая кожу: тут-то Саня и сказал,

на Валерку глядя страстно: "Я хочу: хочу я в рот!"

Может, стыдно и ужасно, если парень хуй берёт

без любви – по принужденью: и тогда в сосанье есть

что-то типа униженья. Но сейчас два парня здесь

от любви изнемогали, и Валерка: он в ответ

на слова, что прозвучали, не сказал ни "да" , ни "нет" :

застучало жарче сердце – сероглазый лишь кивнул:

Никогда он – даже в детстве – не сосал ничей писюн!

И хоть многие мальчишки друг у друга в рот берут

подрастающие шишки – наслаждаются-сосут,

но Валерка так не делал в своём детстве никогда:

потому и покраснел он, и кивнул лишь только: да,

он хотел! И понимал он, что так будет: будет так!

Но поскольку никогда он в рот не брал ничей долбак,

то невольно он смутился и невольно покраснел:

Саня в губы снова впился: оторвался – и вдруг сел

перед ним, перед Валеркой: сел на корточки он сам

и, приблизив губы, первым сделал это – засосал

член Валеркин замкомвзвода! Засосал он первым: ох,

от сладчайшего озноба у Валерки между ног

закололо: ёлы-палы: замкомвзвода языком

по уздечке, словно жалом, заскользил – и салабон

застонал: изнемогая, двинул бёдрами вперёд,

ещё глубже проникая своим хуем Сане в рот, –

замкомвзвода Саня глубже хуй Валеркин пропустил,

и – ладонями он тут же с наслажденьем обхватил

зад Валеркин и, сжимая полусферы, стал ласкать,

сладострастно продвигая палец к дырочке, – сосать

продолжая, он коснулся пальцем дырочки тугой,

и – Валерка содрогнулся от озноба: о, какой

это кайф! О, это даже невозможно передать:

нажимал ритмично Саша на очко, и сам сосать

продолжал при этом шишку, – ублажая с двух сторон

сероглазого парнишку, Саня счастлив был, что он,

сероглазый, отозвался на любовь его, и вот:

Саня думал и боялся, что Валерка не поймёт,

а Валерка – это чудо сероглазое – в ответ

не замкнулся: "я не буду!" , – не сказал он Сане "нет"!

Губы жаркие скользили вдоль упруго ствола:

Если сами вы любили, то поймёте, что слова

здесь бессильны: это счастье! Это морок! Это сон!

Замкомвзвода Саня пальцем шевелил – и салабон

между ртом и пальцем бился, и уже он сам хотел,

чтобы в зад ему вонзился этот палец: или член!

Ёлы-палы: как приятно! Наслаждение росло

между ног – и тут внезапно замкомвзвода от него

отстранился, выпуская член блестящий изо рта, –

с зада руки убирая, Саня встал на ноги. "На,

теперь ты, Валер, немного: а то скулы у меня: –

Саня челюсти потрогал, – заболели уже, бля!"

И – Валерка, машинально перед Саней тоже сел:

ё-моё! – перед глазами, залупившись, багровел

длинный хуй, и был он толстый, и головка – как яйцо:

если вдуматься, всё просто: но Валеркино лицо

вдруг на миг окаменело: только что он кайфовал,

и: вот на тебе! Хотел он, сероглазый: и он знал,

что сейчас откроет рот он – и возьмёт он Санин член:

но, застыв пред замкомвзвода, он не двигался – смотрел

на огромную залупу – на бордовый её цвет:

Отказаться если: глупо! И причин весомых нет

для отказа: они с Саней здесь вдвоём, и никому

он не скажет, – не узнают пацаны об этом: ну,

что ж ты замер, сероглазый? Испугался ты – чего?

Елы-палы: это классно! Саня взял – и ничего

не случилось: отчего же, сероглазый салабон,

то же самое не можешь сделать ты сейчас? О чём

ты задумался внезапно, замерев на полпути?

Это – кайф: и непонятно, почему тогда: (в груди

сердце билось учащенно – хуй приблизился к губам)

все считают, что позорно, если хуй сосёт пацан

или если подставляет свою жопу пацану:

и хотя никто не знает досконально, почему

нужно, бля, за аксиому эту версию считать –

почему должны все гомосексуальность презирать,

тем не менее, внедрилась населению в умы

эта версия, – и билось у Валерки сердце: и

он, Валерка, не решался: не решался – и хотел!

Хуй к губам его прижался, и Валерка: Санин член

пламенеющей залупой по губам его скользнул,

и Валерка: свои губы разжимая, облизнул

твёрдо-нежную головку, и – вбирая в рот её,

неумело и неловко сжал губами: ё-моё! –

замкомвзвода Саня замер: разве мог подумать он,

что наступит день – и в бане сероглазый салабон

будет тискать неумело напряженный его член?

От любви гудело тело: а Валерка уж сопел,

наслаждаясь, – все сомнения испарились мигом: и,

ощущая наслажденье, он, Валерка, заскользил

вдоль ствола губами влажно: и чего боялся он?

Это кажется, что страшно, а на деле: в унисон

упоительно и страстно бились юные сердца, –

до чего же это классно! . . Мылись в бане два бойца:

*****
жарко тискали друг друга, целовались в губы: и –

обжимали губы туго напряженные хуи:

то Валерка брал у Сани, то брал Саня: и опять

пацаны в солдатской бане тёрлись-мылись – и кончать

не спешили: с упоеньем целовались вновь и вновь –

смаковали наслажденье: разве это не любовь?

Замкомвзвода кончил первым: содрогнулся сладко он,

обжигая своей спермой рот Валеркин: и потом

Сане в рот спустил Валерка, задыхаясь от любви:

На вечернюю поверку успевая, они шли,

и была весна в разгаре: да, в душе была весна –

звезды яркие мерцали, как алмазы, и луна,

эта спутница влюблённых, серебрила всё вокруг:

Саня, счастьем упоённый, произнёс негромко вслух:

"Когда кончится поверка, приходи в каптёрку:" И

билось сердце у Валерки: продолжения любви

он хотел, и было ясно, что зовёт не просто так

его Саня, – наслаждаться снова будут они, как

наслаждались сейчас в бане: и еще, наверно, в зад:

до чего же этот Саня охуительный: как брат!

Шли они – шагали в роту: рассуждая о любви,

парень парню – замкомвзвода салабону – говорил:

"Извращеньем называют гомофобы эту страсть:

ё-моё: да что, бля, знают о любви они?! Проклясть

эту страсть попы готовы – рвутся праведники в бой,

извращая лживым словом суть любви: между собой

разобрались бы сначала! Хуля лезть в штаны мои?!

А ведь лезут: то ли мало им божественной любви,

этим деятелям в рясе, то ли здесь иной расчет:

человек, который счастлив, деньги им не понесёт:

Пусть беснуются! – и Саня, чувств своих не удержав,

приобнял за плечи парня: и, плечо легонько сжав,

заглянул в глаза Валерке, еле слышно говоря

(сердце ёкнуло: а Верка?) : – Я, Валер: люблю тебя!

И любовь эта не хуже, сероглазый мой: судить

о любви этой не нужно по ублюдовым: их прыть

или похоть, или злоба: злоба-зависть, – из таких

пидарасы-гомофобы получаются, и – их,

извращенцев этих, надо: или на хуй посылать,

или молча ставить раком и – в очко: в очко ебать,

не взирая на их вопли: в глубине души своей

эти пидары не против потереться о парней

своей жопой или хуем, да – не знают только, как:

оттого, бля, и психуют, и кричат на всех углах,

как "всё это безобразно!" и что это – "грех" и "срам".

А на деле: было классно тебе в бане?" И пацан –

сероглазый, миловидный – утвердительно кивнул,

и совсем: совсем не стыдно это было! . . Сквозь весну

шли они, и сладко бились молодые их сердца:

Звёзды яркие светились: На поверке голоса

отзвучали, и в казарме погасили верхний свет:

и на тумбочке дневальный написал уже "Привет,

дорогая моя Настя!" , а в каптерке, сняв трусы,

целовались на матрасе совсем голые бойцы,

и один был замкомвзвода, а другой – салагой: ох,

два бойца из пятой роты в голом виде – без трусов! –

сладострастно обнимались, на матрасе лежа, и

жарко в губы целовались, задыхаясь от любви:

Уходил служить Валерка непроткнутым пацаном:

вазелином смазал целку замкомвзвода Иванов

и, раздвинув парню створки – половинки разведя,

вставил член в тугую норку: содрогаясь и сопя,

он натягивал парнишку: то и дело целовал,

не вытаскивая шишку: – с упоением ебал

замкомвзвода на матрасе сероглазого бойца!

Задыхаясь, педерастил он Валерку – и сердца

в унисон стучали-бились, и не надо было слов:

в лунном свете серебрились их тела: и – хоть не нов

этот способ наслажденья был для Сани, но в груди

ощущал он упоенье, – задыхаясь от любви,

он раздвинул ноги тоже, и Валерка в зад его

натянул-отмужеложил: ёлы-палы: до чего

хорошо всё это было! Юность. Армия. Пылал

жар в груди неистребимо:

часть пятая

IGNIS SUPPOSITUS EINERI DOLOSO

"Интересно ты сказал" –

так Валерка отозвался на Серёгины слова:

и – Серёга рассмеялся: "Ну, а что? Одна дала: –

и, запнувшись на секунду, подмигнул Валерке: – Ох,

до сих пор, бля, не забуду, как вогнал ей между ног:

Прошлым летом дело было: я неделю с ней ходил,

и: однажды засадил ей не в ту дырочку – ввалил

ей в очечко: до упора! – вдохновенно Серый врал,

не сводя с Валерки взора. – Охуенно отодрал

биксу в попку! И не хуже это было, чем в пизду:

потому как норка уже – обжимает лучше: ну,

бля, об этом не расскажешь – это надо показать:"

"Ха-ха-ха! И ты покажешь?" – у Валерки вмиг глаза

заискрились: это что же: друг Серёга – шутит так?

вроде шутит: или, может, он не шутит? – и долбак

у Валерки шевельнулся: сердце ёкнуло: а вдруг? . .

"Ну, а что, бля: – улыбнулся, на Валерку глядя, друг, –

покажу, бля: по приколу – почему не показать?

Покажу:" И Серый снова рассмеялся. А глаза:

он, Серёга, рассмеялся, а в глазах мелькнул вопрос:

и опять: опять неясно: шутит он? или всерьёз

говорит? и – ч т о покажет? как он биксу в жопу драл?

Интересно: очень даже интересно!"Я не знал,

что ты, бля, такой развратный!" "Ха-ха-ха! Какой разврат?

Удовольствие!" "Да ладно! Что за кайф – ебаться в зад?" –

произнёс Валерка, словно: не поверил, – он смотрел

простодушно-удивлённо на Серёгу – он хотел

убедить Серёгу-друга, что с аналом не знаком:

а в трусах уже упруго хуй вздымался! И не сон

это был, не наважденье, – друг Серёга говорил,

что в очечко – наслажденье, и что он в очко дуплил

биксу, и – еще: он может показать Валерке, как

это делал: это что же – намекает Серый так

на возможность гомосекса? Одноклассник, лучший друг!

У Валерки билось сердце: шутки шутками: а вдруг

Серый хочет в самом деле? вдруг всерьёз он говорит?

Ёлы-палы: неужели намекает Серый?! – И:

таким образом Валерку он подводит к мысли, что

обойтись можно без Верки? . . А иначе – для чего

говорит он? . . Будут в бане они париться, и там:

хорошо – рука в кармане, – у Валерки встал пацан,

и Валерка, прижимая подскочивший хуй к ноге,

сладко замер, ожидая, что ответит Серый: "Мне: –

не сводя с Валерки взора, произнёс Серёга, – бля,

это было по приколу: в кайф, короче говоря!

И тебе, вполне возможно: – улыбнулся вновь Сергей, –

по приколу будет тоже:" Ё-моё: неужто гей

друг Серёга?! Быть не может! Почему не может быть?

Про себя Валерка тоже так не думал: но служить

мама-родина призвала, и – открылся этот дар:

отслужил – и не узнала ни одна душа, как там

он, Валерка, с замкомвзвода перепихивался в зад:

так и Серый: за два года мог ведь запросто расклад

получиться, что он тоже – точно так же – с кем-нибудь:

ну, а что? – вполне возможно: мог кому-либо воткнуть:

или – запросто подставить по приколу: тоже мог!

и никто: никто не знает, что он тоже: Между ног

у Валерки всё гудело: и хотя наверняка

он не мог сказать, что Серый стопроцентно намекал

на возможность гомосекса: тем не менее, в груди

у Валерки билось сердце от предчувствия любви:

"Значит, топим завтра баню" , – подмигнув, сказал Сергей:

и – Валерка вспомнил Саню, как впервые они: Млей,

растревоженное сердце! Жди до завтрашнего дня!

А живут ведь по соседству: одноклассники: друзья

закадычные: и вроде друг про друга знают всё!

А на деле – что выходит? А выходит – ничего

утверждать нельзя: короче, если Серый неспроста

говорил сейчас: а впрочем – что особенного? Да,

друг про друга всё когда-то они знали: а теперь?

Про Валерку – про солдата! – разве что-нибудь Сергей

знает? Нет. И даже: даже у Серёги нет причин

для догадок! А был Саша у Валерки, и он с ним:

он, Валерка, трахал Саню, и давал он Сане сам:

ничего Сергей не знает! А ведь был ещё пацан

из Хакасии – Андрюха: и ещё был Толик: ох,

у Валерки хуй упруго вырывался из штанов,

но Валерка его крепко прижимал рукой к ноге:

Серый думает, что Верка виновата – и, как все,

ничего дружок не знает: и не может Серый знать!

Вот и думай: завтра в бане что он хочет показать?

Да, росли-взрослели вместе: ну, и что теперь? Судить

невозможно, – жизнь на месте, как известно, не стоит,

и судить о дне насущном лишь по прошлому нельзя!

У Валерки было чувство, что Серёга: что не зря

он расписывал, как классно биксу в жопу он ебал, –

это кайф для педерастов! То есть: Серый намекал

на возможность гомосекса, говоря про биксу? Ох,

у Валерки билось сердце: и гудело между ног,

и ему казалось: стоит протянуть лишь руку, и:

вот он, Серый, наготове – в ожидании любви

перед ним, Валеркой, замер! Закадычный лучший друг:

"Значит, топим завтра баню:" – произнёс Валерка вслух,

вслед за Серым повторяя, словно в шутку, все слова, –

интонацией играя, подмигнул Серёге: Да,

это было лишь догадкой, и не более того,

но стучало сердце сладко у Валерки: что с того,

что ни разу они в детстве не дрочили вместе и,

хотя жили по соседству, имитацией любви

никогда не занимались: даже, бля, через штаны

они в детстве не "ебались" , как другие пацаны

это делают, играя в "папу-маму" , – что с того?

Просто, блин: не понимали они раньше ничего!

Потому и пропустили в Книге Дружбы ту главу,

где о сексе: не открыли в своё время: ну и ну!

Сердце билось: неслучайно разговор этот возник:

Жизнь – чарующая тайна. Жизнь – и омут, и родник.

Жизнь – река: поток бурлящий, и поток этот несёт:

Кто ответит, что есть счастье в этой жизни? Что их ждёт,

пацанов, знакомых с детства? Детство кончилось давно:

У Валерки билось сердце: и хотя он ничего

знать не мог, но сердцу верил: бьётся сердце неспроста:

Жизнь – распахнутые двери, и уходим мы: Куда,

горизонты раздвигая, уже нёс поток друзей?

Жизнь – игра, – она такая, что не знаешь: ах, скорей

*****
наступило б завтра это! – так Валерка думал:

и,

мой читатель, мы на этом – на предчувствии любви –

остановимся, –

упруго у Валерки член стоял,

и Валерка, грезя, друга завтра в бане представлял:

– ——————-

ПРИМЕЧАНИЯ: * не хо по ха? – не хочешь по харе?

** Видимо, Стас хотел сказать "принцесса

на горошине".

(1997-98)

*****
сел в кабинке – затаился, машинально теребя

напряжённый хуй рукою: ни хуя себе кино! . .

Миша слышал, что такое в роте делается, но

никогда ещё так близко не случалось ему быть:

Миша хуй рукою тискал и никак не мог решить:

то ли, блин, ему остаться – любопытно было всё ж:

то ли лучше, блин, съебаться: колотила парня дрожь:

"По-большому" будто сидя, каждый вечер он кончал:

кто заглядывал – не видел: напряженный хуй торчал

под трусами и, бумагу для отвода глаз в руке

демонстрируя, салага под трусами в кулаке

хуй дрочил: И точно так же кайфовал не только он, –

для отвода глаз бумажки зажимая, перед сном

по-солдатски о приятном в туалете помечтать

было классно, и солдаты приходили – типа срать –

в туалет за этим самым даже чаще, чем нужду –

"по большому" типа – справить: Миша думал про пизду

в туалете: Так же точно шел пацан и в этот раз

посидеть, – хотел он кончить, как обычно: но сейчас,

хуй лаская машинально, не о бабах размышлял

на толчке сидевший парень, – терпеливо Миша ждал:

Замкомвзвода, – Миша думал, – голос вроде бы его:

но кому: кому он всунул? в жопу трахает – кого?

Заскрипела дверь сушилки: и у Миши сердце вновь

гулко ёкнуло – в кабинке затаился парень: Кровь

застучала: Обнаружат: надо было бы уйти:

на хуя мне это нужно: трахнут в жопу меня, и: –

перестал дышать в кабинке бедный Миша. – Бля: зачем

я остался?! – Дверь сушилки распахнулась, между тем,

и оттуда: и оттуда, будто только слез с коня,

вышел трахнутый Ублюдов, странно ноги разведя, –

насадил его на шишку замкомвзвода Иванов:

"Ещё сунешься к мальчишке, будешь, пидор, без штанов

принимать после отбоя всех желающих: усёк?"

Закивал Ублюдов: "Понял!" "Молодец. Иди, Васёк:"

Вот те на: Ублюдов Васька! Ни хуя себе: расклад!

Черпака отпидарасил замкомвзвода Саня в зад:

Ничего не видел Миша, но зато весь разговор,

затаившись, он услышал, в кулаке держа прибор, –

разговор был интересный: Миша многое узнал,

потому что: если честно, Миша мысленно ебал

только баб, и только пИзды сплошь мерещились ему,

когда Миша онанизмом занимался: "Никому:

Саня: Саня, умоляю: никому не говори:

я ошибся: понимаю:" Иванов сказал: "Иди".

"Никому не скажешь, Саша?" "Если будешь мне давать:"

"Хорошо: а ты не скажешь? Пацаны не будут знать?"

"А отсос мне будешь делать?" "Буду, Саня:" "Ха-ха-ха!

Быстро девочка созрела в моих опытных руках:"

"Я не девочка:" "Допустим. Один раз – не пидарас.

А по кругу если пустим? Разбужу парней сейчас:"

"Саня, нет! Я буду делать всё, что скажешь!" "Хорошо?"

"Постараюсь:" "Ты, наверно, на гражданке бардашом

был, Ублюдов? Признавайся:" "Осознал я: виноват:"

Замкомвзвода рассмеялся: "Я спросил: до службы зад

подставлял?" "Ни разу, Саня!" "И не брал до службы в

рот?"

"Никогда!" "И ты исправить хочешь этот недочёт?"

"Я хочу?!" "А кто же, Вася?! Я помочь уж был готов: –

замкомвзвода рассмеялся. – Эх: придётся пацанов

разбудить: Андрюху, Гену: ну, Ашот, само собой:

Представляешь, сколько спермы?" "Саня, нет! Хочу с

тобой:"

"Значит, всё-таки ты хочешь?" "Да:" – Ублюдов прошептал.

"Я не слышу: ну-ка, громче!" "Я хочу:" "Чего? Куда?

Говори ясней, Ублюдов: ну!" "Хочу я пососать:"

"У Ашота, бля? Откуда я могу, Ублюдов, знать,

у кого сосать ты хочешь? У Андрюхи, может быть?

Что ты голову морочишь? Ты конкретно говори,

что ты хочешь: не стесняйся! В жопу хуй? Или минет? –

Саня явно издевался. – У Валерки хочешь?" "Нет!!!"

"Это правильно, Ублюдов. За понятливость хвалю:

Церемониться не буду: за Валерку – удавлю!"

"Понимаю:" "Ну, ещё бы! Ты понятливый пацан:

У Давлета, может, хобот ты желаешь пососать?

Позову сейчас я друга:" "Саня, нет!" "Тогда живей

выражай себя, братуха! Ты не Игорь, не Сергей:

но ты хочешь тоже: дальше!" "У тебя хочу сосать:"

"Вот теперь понятно, мальчик. Ну: проси, пока я спать

не ушел. Проси, Василий! Хорошо попросишь, дам.

Не маньяк я, чтоб насильно это делать:" "Пацанам

не расскажешь?" "Всё, Ублюдов! Надоел ты мне. Зови:"

"Саня, нет! Сосать я буду – у тебя:" "Тогда проси!"

"Я прошу: прошу я, Саша: дай мне хуй свой пососать:"

"Ох, Васёк, не знаю даже: Я могу, конечно, дать,

если ты желаешь очень:" "Очень, Саня:" "А не врёшь?

Сам желаешь? Это точно?" "Точно, Саня:" "За пиздёж

ты ответишь, если только я почувствую, что ты

от сосания нисколько не кайфуешь:" "Пацаны

не узнают? Ты не скажешь?" "Всё зависит от тебя:"

"Я стараться буду, Саша:" "Ладно, Вася: ты меня

упросил! И если классно ты мне сделаешь отсос,

будешь личным пидарасом. Ясно?" "Ясно!" В полный рост

отымев морально Васю, Иванов сказал: "Иди.

Завтра в рот отпидарасю: а пока спокойно спи:

я рассказывать не буду, что проткнутый ты пацан.

За молчание, Ублюдов, в рот и в жопу тебя сам

буду трахать:" "Я согласен!" "Ну, ещё бы: или – я

тебя в попку пидарасить буду нежно, втихоря:

или, блин, поставив раком, хором будут пацаны

раздирать хуями сраку: преимущества видны

даже мне, тупому в этом, – рассмеялся Иванов. –

Дай, Ублюдов, сигарету: и запомни: чтоб готов

был всегда после отбоя: вазелинчик чтобы был:

сам, Васёк, на "голубое" ты поставил. Не входил

в мои планы ты, Василий, но: поскольку ты меня

так упрашивал, так сильно умолял: не буду я

огорчать тебя отказом – будет, Вася, тебе трах!

Кайф почувствуешь не сразу, но: в ответственных руках

ты научишься, Ублюдов! У тебя задатки есть:"

"Я стараться, Саня, буду:" "Я надеюсь, Вася. Здесь: –

на сушилку замкомвзвода показал глазами, – нас

мог услышать, Вася, кто-то: а в каптёрке – самый раз!

И последнее, Василий: перед парнем извинись:"

"Он салага еще:" "Милый, ты не хочешь, чтобы жизнь

у тебя: ну, чуть сложнее стала с завтрашнего дня?"

"Ясно, Саня". "Я проверю. Не расстраивай меня –

подойди к Валерке завтра:" "Ясно. Завтра подойду:"

"И скажи, что был не прав ты: и что ты свою вину

осознал:" "Понятно, Саня. Я ж не это: не тупой!"

"Ты, Васёк, нормальный парень. Вася – с дырочкой тугой:"

"Потому и больно было, что всё это в первый раз:"

"Значит, всё же пломбу сбил я?" "Один раз – не пидарас!"

"Это точно ты подметил: ох, прикольный ты пацан!"

"Я? Нормальный. Только эти: досаждают: ну, ты сам

понимаешь:" "Я? Откуда? Расскажи мне, ты о ком:"

"Я, Санёк, стучать не буду!" "Тоже верно. Пацанов

ты закладывать не должен: Ладно, всё! Пора бай-бай:

Завтра, Вась, помужеложим". "Ясно, Саня!" "Подмывай

завтра попку: И у парня попроси прощенье, Вась:"

"Да, конечно. Понимаю:" "Молодец, Василий! Всласть

я за это тебя завтра малафейкой угощу:"

Содрогаясь от оргазма, Миша выпустил струю –

и при этом то ли всхлипнул, то ли сладко простонал:

блин! едва себя не выдал затаившийся пацан, –

почти всё отлично слыша, машинально он доил

колом вздыбленную шишку, и: внезапно накатил

на промежность щекотливый обжигающий озноб –

пискнул Миша, хуй сопливый в кулаке сжимая: лоб

вмиг испариной покрылся: всё: услышали меня:

всё! услышали! спалился! – он подумал, – на хуя

в туалете я остался?! – сердце билось, как мотор, –

я не дамся! я не дамся! я не дамся! – салабон,

перестав дышать от страха, побороть пытался дрожь:

"Ну, а баб ты, Вася, трахал?" "Я? С десяток!" "А не

врёшь?

Что-то много:" "Точно, Саня! Было десять потаскух:"

Рассмеявшись, вышли парни: Перевёл салага дух:

пронесло! И еле-еле – ох, как ноги затекли, –

за зелёной низкой дверью Миша встал, – не засекли!

а могли бы: очень просто: и тогда: могли б они: –

Мишин сморщенный отросток шевельнулся снова, и –

Миша сжал его ладонью, – сяду, если кто войдёт:

а в очко, наверно, больно: вырывался Васька: врёт,

что ебал он десять тёлок: завтра хуй будет сосать

у Санька: они в каптёрке завтра будут кайфовать:

кайф позорный: замкомвзвода пацанов ебёт: пиздец!

дрочит с заднего прохода, – вновь задёргался конец

у салаги, и: со стоном Миша кончил второй раз:

охуительно прикольный получился, бля, сеанс! –

натянул трусы салага: сперму тапочкой растёр:

Натерпелся Миша страха, зато знает: обо всём

рассказать Валерке надо: непременно расскажу,

как в сушилке Саня раком Ваську выебал: скажу,

чтоб молчал он, и мы станем за Ублюдовым следить:

неужели будет Саня каждый день его долбить?

Миша вышел из кабинки: в туалете постоял:

и, не выдержав, в сушилку заглянул – в углу лежал

тюбик с борным вазелином: "Ты чего, сынок, не спишь?"

Миша дёрнулся: и сдвинул резко ноги свои. "Ишь, –

улыбнулся сонный Стасик, – сразу выправка видна:

Вольно, блин! Не напрягайся. Ты чего там шаришь, а?

Сало ищешь, сын голодный? Или, может: – сонный Стас

хохотнул, собой довольный, – сервилатик там припас?"