— Нет, постой, мы еще не отблагодарили тебя за твое послушание, — задержала своими руками дочкины коленки мама.
И мы прильнули разом к этому ароматному, источающему ласковое тепло и вожделение источнику. Мы исступленно терзали юную деву нашими языками и губами, перемазали наши лица ее сладкими соками, перецеловались друг с другом, упились ее вскриками, конвульсиями и бешенным комканьем простыни неугомонными пятками и руками. Не знаю, сколько раз за это время ее маленькая маточка отдала должное нашим стараниям, но несколько спустя все трое лежали почти без чувств — мы влажные до пояса, она — от пояса и с совершенно бессмысленной фразой на устах:
— Прекратите еще, пожалуйста, еще прекратите…
Однако, за все удовольствия надо платить — теперь пришел мой черед. Я откинулся на спину, просунул кисти рук между прутьями кровати, закрыл глаза и замер.
Вскоре вокруг меня началось какое-то движение, неясные голосовые сигналы, я услышал торопливый топот босых ног, звук выдвигаемых ящиков, неопределенное позвякивание, потом напряженное сопение где-то у головы — и вдруг легкий металлический щелчок и ясное ощущение закрывшихся на запястьях наручников. Видно, мама была не последним человеком в умении предаваться утехам.
Я открыл глаза и улыбнулся:
— Ну, вот я и ваш, желаю хорошо повеселиться.
Отчего-то напряженные лица моих девчонок сразу прояснились, разгладились и налились вожделением запретных приключений.
— Мамочка, давай скорее задерем ему рубашку, — простонала маленькая.
— Не торопись, дочка, мы будем расстегивать по одной пуговичке, начиная сверху, и очень медленно.
— Мамочка, я не могу — у меня руки совсем трясутся — ты сама расстегивай.
Старшая девочка села на мое бедро своим восхитительным гладким лобком и принялась делать задуманное. В это время младшая развернулась попкой в сторону моего лица и так и ерзала у меня перед глазами девичьими прелестями, нисколько уже не заботясь тем, что я вижу что-то запретное.
Когда первая процедура была закончена, повисшее было напряжение и все остальное снова сильно поднялось. Девочка, затмившая мне весь белый свет своей попкой, буквально оцепенела, и я отчетливо увидел, как быстро и неотвратимо набухают и увлажняются ее губки.
— Мамочка, какой он волосатый, как будто вообще никогда не брился, — удивилось наивное дитя.
— Да уж, какой есть, дочка, бери — он твой.
— Такой мне не нужен — я его боюсь. Я хочу гладенького, совсем без волосиков.
Я вспомнил, что совсем недавно вытворял с этими особами, нисколько не считаясь с их мольбами и стыдом, и меня прошиб пот.
— Дочка, я думаю, мама сейчас объяснит тебе, что мужчины там, собственно, никогда и не бреются.
— Ну, какие-то мужчины, может быть, и не бреются, — съехидничала мстительно мама, — а ты сейчас будешь у нас бриться — я не хочу, чтобы ты пугал ребенка своим неэстетичным видом.
Это было как приговор. Мне оставалось только с ужасом наблюдать, как две насильницы вставляют в бритву новое лезвие, деловито выбирают подходящий по аромату крем для бритья, взбивают помазком пену и могучими усилиями, достойными лучшего применения, просовывают под меня какую-то пеленку.
Мои робкие попытки оказать хоть какое-то сопротивление были пресечены на корню:
— Выбирай, или мы тебе его аккуратно побреем, или случайно сбреем, — сказала хладнокровно старшая, покручивая в пальцах уже готовую бритву.
— Побрить будет правильнее, — обреченно согласился я.
Мои девочки наслаждались процессом до самозабвения — придумывали мне какие-то все более короткие прически, осуществляли свои задумки, фотографировали результат и тут же начинали обсуждать новые парикмахерские идеи. Когда они полностью оголили и освежили одеколоном лобок, оказалось, что он плохо сочетается с обросшими яичками. Брить яички традиционным способом не всегда возможно — время от времени мне пришлось знакомиться с их умением пользоваться рейсфедером. Ради искусства пришлось терпеть. Я, как мог, отвлекал себя от процесса созерцанием окружающего. И было на что посмотреть. Два молодых, совершенно обнаженных и до крайности возбужденных тела вертелись вокруг меня так и сяк, в пылу творчества представая в самых невообразимых и умилительных позах — так что мой пестик жестоко млел от постоянного перевозбуждения и, то и дело, мешал им произвести необходимое действие.
Наконец, и яички стали похожи покровами на младенческие. Но тут пришел черед моей попки.
— Брить — так все, — философски изрекла маленькая.
Когда они перевернули меня на живот, мне поневоле пришлось приподнять зад повыше и, таким образом, предоставить им полный доступ ко всему, к чему им было нужно. Пребывая в такой мало удобной позе, я утешался лишь ласками, которыми они сопровождали свое копошение меж моими половинками. Последними были мои бедра — дальше крем подошел к концу, да и желание продолжать тоже.
— Гладенький, совсем гладенький, — замурлыкали довольные результатом парикмахерши, массируя и ублажая каждую клеточку моего тела между пупком и коленями.
*****
— А теперь обещанный подарок, — сказал неутомимый ребенок и буквально свернулся клубочком вокруг занемевшего от такого внимания кумира.
— Писенок-ребятенок, игрушечка моя, — приговаривала девочка, гладя пальчиками упругий ствол и, время от времени, жадно облизывая головку с деликатным причмокиванием.
Мамочка не смогла выдержать такого зрелища и в очередной раз пережила сход лавины в заповедном ущелье, судорожно зажимая рукой стыдные потоки влаги.
Теперь и мне это стало невыносимо — я скрипнул зубами и грубо плеснул давно рвущейся наружу мужской субстанцией прямо на губы прильнувшему к рычагу чувственности котенку.
— Да… да, мой хулиганчик, отдай это мне, отдай это мне все, — пролепетала девочка и, подложив ладошку, принялась зацеловывать столбик по всей длине, слизывая еще долго истекающий бальзам.
Из ее девственной вагинки на мою грудь спадали густые и теплые капли наконец реализованного желания.
Мой измученный читатель, ты, конечно, хочешь узнать, что же было потом. А потом ничего и не было, то есть, пока ничего не было, потому что именно в эту минуту я лежу в объятиях двух нежных фей, слушаю их сонное посапывание и жду, когда же, наконец, отрастет все то, что они сбрили — ибо не могу же я в таком виде жить дальше!