Вероника размахивал скальпелем во все стороны, но жаждущие ее смерти жуткие человекоподобные черноглазые и уродливые твари, окружая ее, подступали к ней ближе и ближе.
Это был сон, и она, как ни странно знала теперь это. Но как из него выйти? Она не могла. Не могла просто напросто проснуться. И тот сон со страхом и ужасом Вероники становился еще четче и различимей.
Она даже почувствовала окружающую обстановку ночного этого жуткого подземного бара и даже запахи внутри его каменных замшелых пропитанных смрадом могильной гнили стен.
Про это Сурганов Андрей ей не говорил. Про все эти жуткие осязательные ощущения. А может, он их не чувствовал, когда бродил здесь с тем застреленным в своей Америке покойником американцем Рэндолом Митчелом.
Вероника спиной ощутила пустоту. Это словно была черная за ее женской голой в холодном поту спиной дверь. Дверь в стене. Или:
Она не успела даже понять и вывалилась в черноту пролома.
Она оказалась в полной темноте и словно висящей в черном, незримом пространстве. Холодно и ветреном. Словно, где-то были с разных сторон окна или двери. И тянуло ледяным холодом. Этот холод пробрал мгновенно ее Вероники Климовой тело. И паутина. Паутина в пустоте. И вибрация, всколыхнувшая черное ледяное потустороннее призрачное пространство второго плана. И само пространство эта черная невидимая паучиха, пробудившаяся ото сна.
Кто-то, мгновенно в этой темноте и пустоте, впился в ее голую спину. И она ощутила прикосновение паучьих ног на своей сорокалетней женщины спине, и вдруг, начав быстро куда-то падать, открыла глаза.
Она проснулась. Проснулась лежа на полу. Голая. В одних своих, только тельного цвета узких плавках. С голой полной исцарапанной когтями каких-то зверей в кровь женской грудью. Она увидела это текущую по ней и голому с дрожащим от холода и ужаса с круглым глубоким пупком овального живота свою кровь. Дрожь пробрала ее все Вероники голое тело. От голых овальных красивых женских стройных полных бедер ног, до, самых плечей.
Вероника соскочила на ноги и отскочила к стене спальни.
Она была в своей ночной спальне. И видела свою кровать. Кровать в ползающих по ней пауках. Больших и живых.
Кошмар продолжался.
Сон не прошел. Он не кончился, как она сначала подумала. Ее не отпускали. Не так, как было раньше. Да, и такого с ней еще не было.
Вероника, тяжело дыша сдавленной своей от ужаса и страха дрожащей, как и все ее голое тело поной в ткущей по ней крови грудью. Поползла спиной по спаленной стене. По цветным красивым в ее спальне обоям. И к выходу из своей ночной спальни. Осторожно стараясь покинуть, свою, заполненную уже спальню большими страшными и живыми пауками. Эти твари преследовали ее. Они ее не желали отпускать и хотели ее. Отбрасывая в падающем лунном через окно свете громадные скользящие по стенам и потолку черные живые тени, они поползли вниз с ее постели и в ее сторону.
Стояла еще ночь. Или ей это снилось? Она не могла определить, но выставив снова скальпель в своих голых руках вперед. Она врач психотерапевт городской клиники имени Ломоносова Вероника Георгиевна Климова продолжала бороться за свою жизнь. Бороться в своих погибельных и обреченных снах. Не найдя выхода из них, как многие кто умирал во сне, за исключением одного.
Она была в глубоких рваных от когтей кровожадных хищных чудовищ ранах. И ей казалось, что они все еще здесь в ее квартире.
— Нет! — она, осматривая себя и видя себя в чудовищных болезненных ранах на всем теле, прокричала и, хватаясь за текущую по телу голому кровь, пытаясь руками ее остановить, она поползла из спальни в сторону кухни своей ночной квартиры.
Веронике бы лучше сейчас соображать, но боль и ужас охватили ее, женское перепуганное пережитыми, только что свежими потусторонними кровавыми кошмарами. Затмили тридцатилетней женщины врача сознание.