— Ассоль — это имя девчонки, это из книги… нас заставляли в школе читать — я ещё, помню, "пять" получил за пересказ прочитанного, — говорит Антон, слышавший весь разговор между Сявой и Максом. — Эта девчонка… ну, типа дурочка — ждёт она принца, и он действительно к ней приплывает на яхте в конце… сказка, короче! — Антон смеётся.
— Точно! Там ещё алые паруса на яхте этого принца… да? — Макс, пересекая комнату по диагонали, в лунном полумраке подходит к разложенному в углу креслу-дивану. — Правильно? Я угадал?
— Да, всё правильно… я ж говорю, что сказка!
Антон — совершенно голый, ещё по-мальчишески субтильный и оттого кажущийся тонким и хрупким — расслабленно лежит на махровой простыне, чуть раздвинув в стороны длинные ноги… за то время, что Макс разговаривал с Сявой, член у Антона чуть-чуть обмяк, потерял несгибаемость-твёрдость, и теперь он, Антонов член, подобно сочной сосиске, лежит запрокинутой кверху уздечкой вдоль живота, чуть отклонившись от пупка вправо — в сторону той руки, которой Антон частенько наедине с собой занимается самоуслаждением, — член Антона, длинный и толстый, кажется несоразмерно большим, соблазнительно крупным на фоне субтильного тела… впрочем, такое нередко бывает в том возрасте, в каком пребывает Антон, — ему, школьнику-десятикласснику, только-только исполнилось шестнадцать… отличный возраст для всяких экспериментов!
Без прелюдий и предисловий Максим, подойдя к постели, одномоментно ложится на Антона сверху, так что Антон, в один миг оказываясь под Максимом, едва успевает для удобства шире раздвинуть ноги; член у Максима горячий, твёрдый — член упирается влажной головкой Антону в пах, и от этого ощущения чужой твёрдости член самого Антона начинает стремительно затвердевать, отчего по телу Антона вновь растекается жаркой волной юное, вполне объяснимое, совершенно понятное сладострастие… блин, до чего же приятно всё это — вот так, голяком… кайфово!
Макс, ткнувшись губами Антону в шею — с силой вжавшись в Антона своим напряженно твёрдым членом, начинает раскачиваться на Антоне, и делает Макс это медленно… медленно делает — взад-вперёд, из стороны в сторону, — обхватив Максима за плечи, Антон сладострастно трётся о лежащего на нём Макса снизу, судорожно сжимая, стискивая вжатые в матрас ягодицы — стараясь ответно вдавить в Максима свой твёрдый, горячий, от трения липко выскальзывающий из крайней плоти член… они не целуются, и это правильно — они не эти… не извращенцы они, а просто парни — обычные парни, и то, что они делают наедине, никаким образом не характеризует их как извращенцев… да, в этом Антон совершенно уверен — в том, что они не извращенцы; во всяком случае, Антон уверен за себя — на сто процентов; ну, а Максим… фиг его знает, если честно: Антона ориентация Макса волнует мало, — каждый, в конце концов, отвечает сам за себя.
Оторвав своё тело от тела Антона, Макс скатывается с Антона на бок, и Антон тут же поворачивается набок тоже — лицом к Максиму, — смотрит Антон на Максима непринуждённо, весело… ну, а чего? Он, Антон, парень нормальный, вполне адекватный… он вообще позитивный пацан; совершенно не склонный ни к рефлексии, ни к самоедству: "можно", "нельзя"… всем этим — "можно", "нельзя" — озабочены те, кто в себе не уверен, а у Антона проблем таких нет: геи Антона не возбуждают, к сексу такому Антон не стремится…
Несколько раз Антон видел в сети ролики-фильмы с геевским трахом, и — у него, у Антона, даже не встал по-настоящему, — его, Антона, влекут-возбуждают девчонки, и, мастурбируя ре по вечерам, он представляет всегда девчонок… или порнуху смотрит — с девчонками, а не с парнями; словом, сам по себе Антон к сексу с парнями не стремится, секса такого не жаждет, — это с одной стороны; а с другой стороны, секс такой — однополый — его, Антона, ничуть не пугает… ну, то есть, не испугался Антон, когда понял, к чему его Макс, словно шутя, месяц назад стал ненавязчиво склонять: не стал он, Антон, вырывать, биться в истерике, что-то доказывать… наоборот, ему любопытно стало, — по складу души Антон склонен к различным авантюрам, а потому и возможность секса с Максимом он воспринял как приключение… и — нисколько не пожалел: оказалось, что кайф от такого секса могут испытывать не одни только геи.
— Хочешь в рот? — шепчет Максим, сжимая в ладони член Антона.
— А ты? — шепчет Антон, обжимая ладонью своей член Макса.
— И я… — тихо смеётся Максим.
— И я… — смеётся Антон.
Максим, приподнявшись, разворачивается на постели на сто восемьдесят градусов, и Антон тут же подаётся всем телом к изголовью, чтоб им обоим было удобней… ну, а чего? Они уже друг у друга три раза сосали, и это — кайф… можно подумать, что если Антон возьмёт в рот у Макса, а Макс возьмёт в рот у него, то в мире что-то глобально изменится… они уже брали в рот, они друг у друга члены сосали, и — ничего не изменилось… ни в мире, ни в жизни Антона не изменилось ни-че-го, потому что главное здесь заключается вовсе не в том, что ты трахаешься и даже кайфуешь с парнем, а самое главное здесь заключается в том, как ты всё это интерпретируешь — как всё это воспринимаешь сам: можно стыдиться этого, переживать, думать, что это всё ненормально…
Можно и вовсе впадать в депрессию, резать вены от безысходности — мало, что ли, таких пацанов, кто, трахнувшись с парнем, воображает, что совершил он что-то ужасное; а можно… можно воспринять всё как приключение, как утоление любопытства, как ни к чему не обязывающий сексуальный эксперимент… всё — исключительно всё — зависит от собственной интерпретации; для Антона всё это — приключение, не лишенное сексуальной приятности, — чувствуя, как губы Максима горячо и влажно вбирают в себя обнаженную головку его, Антонова, члена, Антон, в свою очередь, скользит губами по обнаженной головке члена Макса… ну, а чего здесь такого? Если это, во-первых, приятно, а во-вторых, это делается без принуждения, то — кому, мля, какое дело до всего этого?