И в правду, — липкий весь. Иду в ванную, а фотографии из головы не выходят. Быстро смываю с себя плоды Иркиного сюрприза. И возвращаюсь, как был, без одежды. Ирка уже переоделась в халатик. Сидит в кресле, поджав ноги, альбом листает.
— Нравится? — говорю.
— И нравится, и стесняюсь в то же время. Неужели это я?
— А что? — Красиво!
— Я не об этом. Неужели это я, перед чужим человеком такое вытворяю? — Я заглядываю через её плечо. В альбоме Иришка, поддерживая груди, сидит на коленках, и улыбается фотографу. Я просовываю ладонь в вырез халата, нахожу сосок, и смотрю на, совсем другую, непривычно раскрепощённую жену, на глянцевых отпечатках. Ирке нравятся движения моих пальцев. Она вроде что-то мурлычет.
— Чего ты замолчала? Давай дальше.
— Я думаю. Мне кажется, что ты меня больше любить не будешь, после такого.
— Ты что, глупая, наоборот, — я тебя люблю ещё сильней. И хочу очень. Только не могу сейчас. Обкончался уже дважды, глядя на твои сюрпризы.
— Да? Обычно тебя всего на разок хватало.
— Так и ты ведь таких вещей не исполняла. — Я пристроился на подлокотник.
— У нас, наверное, сотня своих фоток в самых непристойных вариантах. Даже порнушные есть. Что ты в этих-то нашёл?
— Будто ты сама не знаешь?
— Ну а ты скажи. Мне интересно, что ты думаешь.
— Что думаю? — Что ты самая стройная, самая красивая, самая развратная и продажная сучка в Москве. И я тебя обожаю.
— Да? И тебе понравилось, что все мои местечки очень внимательно рассматривали абсолютно чужие люди? — всё это она проговорила своим особым "блядским" голосом.
— Не то слово!
— Ты отпустишь меня к Серёге ещё раз?
— Тебе этого хочется? Правда?
— Ага. Мне очень понравилось. Да и:
— Что? Говори.
— Он меня уже ещё раз пригласил.
— Серьёзно? Чего это он так на тебя запал?
— Да это и не секрет. Он говорил. Ему нравится, что я замужняя женщина. Ему кажется, что заставить раздеться перед фотоаппаратом именно чужую жену, — это особенно возбуждает.
— А ты же говорила, что он как врач?
— Как врач. Его возбуждает только съёмка. Но съёмка чужих жён — особенно.
— Ну, он — извращенец.
— А ты? А я?
— Хорош спорить. Рассказывай, чего там дальше было? — Ирка обхватила пальчиками мой вялый краник, в попытке реанимировать его.
— Расскажу. А ты мне сисечки потрогаешь в это время?
— Да, милая. Потрогаю. — Она распахивает халат, под ним только тело.
— А писечку полижешь?
— Нет. Я хочу посмотреть, как ты мастурбируешь.
— Я стесняюсь.
— Это ты мне говоришь после такого?! — Я забираю альбом, и открываю последний снимок с её пальцами в обоих отверстиях.
— Ты не понимаешь, дорогой. Это ведь и вправду, как у врача. Или в кино. Ты делаешь работу.
— Вот так работа!
— Нет. Я работала. И это не было просто, особенно поначалу. Потом втянулась и перестала замечать камеру. Как будто он режиссёр, а я…
— Актриса. Порно.
— Неважно. И твой сарказм неуместен. Ты меня сам на это уболтал.
— Но тебе понравилось!
— Понравилось. И я хочу ещё. У меня слишком много эмоций от этого. Похоже на секс, но когда не кончаешь долго, оттягивая этот момент. И ждёшь: вот-вот… А потом…
— Кончаешь!
— Да, но я так сильно кончила. Хотя и это не обязательно.
— Отчего? От пальца в заднице?
— В попке! У меня нет задницы.
— Ты права. Тогда от чего?
— И от пальца. И от остальных пальцев. Но в основном, от вседозволенности, что ли? Когда можно не стесняться естественных желаний. Когда можно ходить, сидеть, лежать голой. Когда можно дрочить себя, гладить, где хочешь. А человек, который рядом…
— Тебя фотографирует!
— Да. Но не только. Он смотрит. Внимательно смотрит, и всё понимает.
— А я что? — Не понимаю что ли?
— Ты муж. Мой любимый человек. Ты совершенно другое. А Сергей: Просто посторонний человек, как попутчик в поезде. Я разделась, сделала, что хотела, оделась и всё!
— Но ты же опять к нему собираешься.
— Не в этом дело. Нет никаких обязательств перед ним. И у него передо мной тоже.
— Понятно.
— Ничего тебе не понятно. Мне и самой не понятно. Просто мне понравилось. Мне хочется повторить это. Ты меня отпустишь к нему?
— А вы трахаться не будете? А то сегодня ты дрочишь для него, а завтра…
— Если я буду трахаться, — она раздвинула бёдра, — то только сейчас и с тобой. Я очень возбуждена.
— Ириш, давай ты мне дорасскажешь всё. Альбом досмотрим, поласкаемся чуток. Я в норму приду. А там:
— Хорошо. Слушай. И, кстати, ты должен знать, — я ему оставила весь набор снимков.
— Ты чего? С ума сошла? А если он их в Интернет закинет?
— Не закинет. А потом, я же не чучело, какое. Мне не стыдно.
— Ну, ты даёшь, дорогая!
— Да ладно. Мне просто всё понравилось, и я на радостях разрешила ему оставить себе всё, что ему захочется.
— Ну, смотри, как знаешь.
— Знаю, слушай. Я приехала. Он обрадовался. Говорит, что так и знал, что всё приготовил. Я ему: мне раздеваться? Он — да иди за ширму. А я — да чего ходить? Я ж не на паспорт сниматься.
— И чего?
— Ничего. Разделась при нём, не спеша.
— Так запросто?
— Ну, не запросто, конечно. Но виду не подала. Это, как в воду заходить, — чего тянуть. Сама напросилась.
— Ты же сказала, он пригласил.
— Он пригласил. Я — согласилась. Не отвлекай. А то я до утра рассказывать буду. И руки не убирай. — Она откинулась на спинку кресла, я обнял её и начал поглаживать соски. Ирка со стоном продолжила:
— Ну, и вот. Я, значит, всё с себя скинула. Он рот раскрыл, говорит: умница, не ожидал. Я говорю, — можно чулки одеть, мне так будет не очень стыдно. Он отвечает: конечно, одевай, что хочешь. Понял уже, что я никуда не денусь. И начали снимать. Сначала, я уже говорила, — тяжело было. И свет этот, яркий. И вспышки. А отсутствие трусиков и лифчика… Я ведь, кроме как по дому, в таком виде никогда и не пробовала. Ощущение, словно по незащищённым местам, по коже свет хлещет. Напряжение: