— Не понимаю. Объясни? Я бы злилась.
— Саш, ну кому от этого плохо? — Нелька потянулась. — Тебе? Ему? Мне? Ленке?
— Хм. Ленке — пожалуй. Ты ж видела.
— Это потому что она не поняла сначала. Когда поняла — все нормально же?
— Ну я надеюсь. Слушай, а у них… ничего нет?
— Физически — нет. А нефизически… как будто сама не знаешь.
— Даа. Ёжка все-таки меня поражает. Ты не боишься, что она…
— Сань, да ты что. Я себе так не верю.
— Хм. И то правда. — Санька прищурилась — А меня не боишься? Я ведь не она, я могу.
— Не боюсь, — подруга показала ей язык. — Ты не из таких.
Та неожиданно прыснула:
— Ой, ну ты иногда такая наивная! За Машку вон тоже думала, что она "не из таких"…
Нелька не то чтобы окаменела, просто "потерялась" на середине какого-то легкого движения. Неуклюже, с усилием его закончила, и так же через силу проговорила:
— Саш. Не надо. Про это — не надо, хорошо?
— Извини, Нель. Извини, правда. Я не хотела.
— Да знаю, — голос слегка оттаял. — Просто до сих пор болит… я Паську только недавно перестала во сне видеть… Ладно. В любом случае, я тебе тоже верю, так что разрешаю вам с Тиком всё. Он не может пока не гулять — так пусть гуляет, где я его могу контролировать. С тобой, с Катькой, с одноклашками…
— Фуу. Ну ты циничная, Нель. — Санька покрутила головой в полувосхищении-полуизумлении.
— А жизнь научила, знаешь, — почти совсем нормальным голосом охотно пояснила Нелька. — Нет смысла от нее требовать невозможного. Зато возможного — надо требовать без остатка. Кстати… — она вдруг замерла, поймав неожиданную мысль, — а если я прямо сейчас тебе его разрешу? Вы так друг на друга смотрите весь день… А он у меня уже две недели на голодном пайке, и еще с неделю будет. С этими ребрами — только ртом могу, и то еле-еле. И Катьки нет. Того и гляди, на девок бросаться начнет. Как ты на это посмотришь?
В Санечкином ответном взгляде смешались одновременно надежда, страх, изумление, нерешительность и отчаянность. Рыжая смотрела с неприкрытым интересом.
— Нну. Нель. Ну… Я не знаю…
— Сааашка! Я тебя не узнаю! — старшая подруга уже откровенно веселилась. — Ты? Стесняешься?! Сашка, у тебя уши покраснели! Ты что делаешь, завтра метель будет, яблони померзнут! Немедленно соглашайся, слышишь!
— Уй! Нелька! Перестань! — лохматую заколотило в истерическом хихиканье. — Ну ты вообще! Ну ты ссерьезно, что ли? Ккак это? Ты, мне, ппрямо здесь? Ппредлагаешь? Сссним трахаться? Пперед тобой?
— А ты что, никогда? . . — "совратительница" вытаращила и без того огромные глаза, живо напомнив мышку из неприличного анекдота. — Никогда ни перед кем? Серьезно? Саанька, бедная… это же твой шанс! Не бойся ты, глупышка, все классно будет. Иди ко мне, я тебя успокою. Иди-иди, меня-то чего бояться… Только не прижимайся сильно, хорошо? Мне еще больно пока. Дай я тебя поцелую, котенок. Герда моя… Геердочка…
— Рыжика… такая непривычная… без волос… смешная… милая… ты скучала по мне?
— Конечно, котенок. Ты из всех моих девочек — самая нежная, самая любимая, самая близкая… а живешь дальше всех. Ты мне снишься, кстати. Часто.
— А ты мне тоже. В моей комнате еще, как тогда, в десятом. Помнишь?
— Ойй. Забудешь такое. Ада мне до сих пор простить не может, да?
— Конечно. Ладно бы еще с парнем!
— Ой, да, я ее лицо запомнила на всю жизнь. Вся в кайфе, оторвалась от тебя на секунду, воздуха глотнуть, глаза скосила, а там! Я завизжала тогда, да?
— Еще как. Я тебя чуть не укусила с испугу.
— А я чуть в окно не убежала, голая. Слушай, а он ведь сейчас зайдет — а мы тут с тобой…